Читать книгу - "Ученица Калиостро - Далия Трускиновская"

Впрочем, ночные пейзажи он любил. Он чувствовал в них некое прелестное обещание: за каждым углом и в каждом сиреневом кусте таилась незнакомка, да что незнакомка — замыслы и интриги, возникая из темноты, окружали его, соперничая за право первым озарить его ум и скатиться на бумагу с пера. И это уже было однажды…

Однако следовало постоять и подумать, куда запропали госпожа Дивова и Дуняшка. Они могли зайти в жилище графини де Гаше, могли войти в незримую до поры калитку, могли еще куда-то проскочить кратчайшим путем. Был бы при себе фонарь или хоть свеча, Маликульмульк изучил бы тропинки, проложенные средь жухлой травы быстрыми женскими ногами — именно женщины наловчились, чтобы не тратить зря времени, пробегать кварталы наискосок, в том самом платье, в котором трудились у плиты или кормили кур. А так он стоял, окруженный осенними запахами, сам — огромный и темный; мир в мире, и границы уже почти размыты…

Тишина была нарушена собачьим лаем и криками — мужчина и женщина, перебивая друг друга, что-то восклицали, кажется, по-латышски. Кто-то пробежал, прошуршал сухими и ломкими ветками, опять стало тихо. В глубине квартала, среди одноэтажных домишек, шла своя жизнь, и разбираться в ней Маликульмульк не имел ни малейшего желания.

Но вдруг он услышал голоса.

Снова мужской и женский, но не резкие и сердитые, а благозвучные и встревоженные. Маликульмульк прислушался — из-за сараев и курятников к дому графини де Гаше приближалась пара, говорящая по-французски.

— Нет, нет, все решено — это лучшая возможность, какая только может быть, — говорила дама.

— Но Леонард нам необходим.

— Скрипка — вот единственная польза от Леонарда, другой я не вижу. Чем меньше нас, тем легче нам будет на новом месте…

— Если учесть, что вы не говорите по-немецки…

— Но вы ведь говорите! Мне кажется, в Европе нет языка, на котором вы не знали бы хоть сотни слов, мой ангел. Не спорьте со мной — я твердо решила… Иначе придется принимать те самые меры…

— По отношению ко мне?

— По отношению к этому мерзавцу, ведь он нас почти выследил… Я не думала, что это возможно, — он гонится за нами от самого Брюсселя. Мы же чудом скрылась от него в Вене.

— Я берусь узнать, где он прячется! И я все проделаю так, что ни одна полицейская ищейка…

— Не смейте!..

С этими словами они быстро подошли к заднему крыльцу дома. По обе стороны крыльца были цветнички с небольшими засохшими кустами. Женщина легко взлетела на две ступени, кавалер вмиг оказался рядом. Он был высокий и тонкий, она — маленькая, ему едва ли по плечо. Свет из единственного окошка позволил Маликульмульку разглядеть только силуэты, а потом и они исчезли — только дверь проскрипела.

Он был немало озадачен этим явлением. Откуда в компании взялась еще одна француженка? Почему она пробирается в дом задворками, а не приезжает открыто по Родниковой улице? Чего она боится? Что еще за Леонард со скрипкой?

Все эти вопросы совершенно затмили причину, по которой Маликульмульк забрался в чужой двор. А ведь где-то тут были госпожа Дивова и Дуняшка. Были, прятались… не случилось ли чего?..

Дверь опять заскрипела, на пороге появилась женщина в темном платье и в накинутой на голову шали. Она спустилась по двум ступенькам, следом вышла другая. Дверь захлопнулась.

— Нет, Дуня, — сказала по-русски первая женщина, — столько я ждать не смогу. Петр Михайлыч обезумел, прямо завтра хочет съезжать. А ты же слышала — не ранее, чем через неделю…

— Слышать-то слышала, только по-французски не понимаю, — отвечала Дуня. — А вы, сударыня, вот что — вы больной прикиньтесь! Бегали поздно вечером без салопа, продуло вас, голова болит. Аж разламывается. Мы с тетушкой придем с вами сидеть, питье вам принесем…

— Да как же я жар изображу?

— А просто — я дам вам крепкую наливочку. Разрумянитесь, вспотеете. Главное, кричите, что все тело ломит, что голова болит. А тут и мы прибежим. Втроем-то — да господина Дивова не обведем вокруг пальца?

— Да он меня и полумертвую в Цитадель повезет…

— А мы опять же схитрим. Он телегу уже нанял?

— Сказывает, нанял.

— А мы ее перехватим да заворотим. Скажем — господа передумали съезжать. Управимся! А потом вас госпожа графиня к себе заберет. Зря вы столько упирались.

— Сама вижу, что зря… Да кабы Петр Михайлыч не вмешался…

— Вольно ж вам было ему признаться…

— Только я никуда с госпожой графиней не поеду. Пока она в Риге — буду при ней, а потом…

— Анна Дмитриевна, голубушка моя, да ведь вам как раз и надобно уехать! Не то старик вас сыщет, право слово, сыщет! Он хитрый, он к полицмейстеру пойдет.

— А Миша?

— А я на что? Вы мне письмецо для него оставите. Если он вернется и придет вас искать — я ему письмецо передам, а больше — никому… Осторожно, дайте я открою… У меня пальцы уж никаких заноз не боятся…

Госпожа Дивова и Дуняшка вышли в калитку. Маликульмульк остался стоять, обдумывая услышанное.

Видимо, единственной бедой, грозившей Анне Дмитриевне, был переезд в Цитадель.

Выждав минуты три, чтобы госпожа Дивова с Дуняшкой перешли улицу и вернулись в свой дом, Маликульмульк тоже двинулся к калитке. В сущности, он был доволен своей вылазкой. Беспокойство об Анне Дмитриевне оказалось излишним — эта дама готова сама о себе заботиться, вплоть до побега от строгого свекра. И появились новые сведения об игроцкой компании — непонятные, правда, ну да с философским подходом к делу и они пригодятся когда-нибудь. Леонард со скрипкой… Так это же фон Дишлер! Анри-Генрих в «Петербурге» так его и описал — профиль и скрипка. Стало быть, невинный музыкальный инструмент требуется для каких-то тайных дел.

Только вот смерть Маврушки была совершенно непонятна. Кому помешала горничная, носившая дитя?..

Маликульмульк вдруг остановился. Дитя! Может, все не из-за игроцких тайн, а из-за дитяти? Кто был его отцом? Конечно, сама мысль, что этот отец ради сохранения постыдной тайны убил женщину вместе с нерожденным младенцем, была ужасна. Но Маликульмульку знал о подобных случаях. Он подозревал, кто мог быть отцом ребенка, и это соображение могло стать ниточкой, за которую опытный сыщик потянул бы — и, пожалуй, вытянул загадку исчезновения Михайлы Дивова.

Маврушка, если не врут старинные комедии, просто обязана была вступить в связь с лакеем Никишкой, который сгинул вскоре после того, как пропал супруг Анны Дивовой. Если вспомнить беседы с покойной горничной, а их придется вспомнить, то Никишка не просто пропал — он, похоже, исчезнув из поля зрения Дивова-старшего, сперва как-то давал о себе знать Маврушке и даже приходил за некими вещами. А она, видимо, скрывала эти визиты от господ.

Может, тем и объясняется ее ночное возвращение с Романовки, от самого морозовского дома, обратно на Родниковую, где она увидела и узнала графиню де Гаше? Она полагала, будто графиня знает, где скрывается Никишка, который ей необходим, чтобы прикрыть грех!