Читать книгу - "Погибают всегда лучшие - Владимир Гурвич"

Внезапно дверь отворилась, и на пороге снова показался Вознесенский. Он внимательно осмотрелся вокруг.

– Ксения ушла? – каким-то странным, нарочито бесстрастным голосом спросил он.

– Как видите.

– Да, вижу, – согласился он с очевидным фактом. Вознесенский сел в кресло, налил себе стакан соку. – Что вы думаете о ней? – вдруг спросил он. – Вы же думаете о ней.

– Думаю, – не стал я отпираться. – Она красива. Но мне кажется, что-то ей в жизни мешает чувствовать себя счастливой, у нее есть какая-то тайна или что-то в этом роде.

– Вы проницательны, Владислав Сергеевич. Впрочем, тайна есть у каждого из нас. Я знаю Ксению давно. Еще совсем недавно она была совсем другая. Этот город убивает все лучшее в человеке, – как-то неожиданно глухо, почти с отчаянием произнес он. – Хотите мой совет, уезжайте отсюда немедленно. Там, где царят силы зла, там не место нормальному человеку.

– Что с вами, Борис Эдмондович? – Я с удивлением смотрел на него, он был не похож на самого себя.

Вознесенский смотрел на меня, и у меня было такое чувство, что он медленно приходит в себя после какого-то странного обморока, когда человек хотя и не терял сознание, но на какой-то промежуток времени стал совсем другим. И в самом деле, через пару минут он был прежним, таким, каким я его привык видеть с самого первого дня нашего знакомства.

– Я рад, что у нас хорошо идут дела, – сказал он, вставая. – Но нужно быть особенно бдительным. Прошу вас, не совершайте опрометчивых поступков, – пристально посмотрел он на меня.

А вот этого я обещать не могу, сегодня я как раз собираюсь совершить опрометчивый поступок, мысленно ответил я.

Вечер входил в город не спеша, свет угасал медленно, а на небе неохотно загорались бледные звезды. Я только что приехал с очередной встречи с избирателями, но сейчас я думал не об этом, я размышлял над тем, как мне незаметно ускользнуть от моих стражей. Сегодня я особенно не хотел, чтобы кто-либо следовал за моей спиной.

Я посмотрел на часы; пора было приступать к задуманному. Дома у меня хранилась длинная и очень прочная веревка с крюком на конце. Ею меня снабдил Олег на всякий случай, если придется отступать по балкону. Именно это я и собирался сделать. Правда, в квартиру мою никто не рвался, но зато я рвался из квартиры.

Канат был черного цвета и почти полностью сливался с укутавшей город темнотой. К самому окну я подкатил включенный телевизор; если кто-то наблюдает за моей квартирой, то должен заметить отсвет от него и сделать логический вывод, что я провожу свой досуг за просмотром телепередач.

Окна моей спальни выходили во двор; окна же квартиры, где проживали мои телохранители, – на улицу. Это благоприятствовала затеянному. Я прикрепил крюк каната за подоконник и стал спускаться.

Спуск занял минуты три-четыре. Наконец я почувствовал подошвами ботинок твердую почву. Внимательно огляделся. Ничего подозрительного не обнаружил; кажется, никто за мной не следил. Из двора я вышел на улицу; в этот час народу было уже мало, вернее его не было совсем. Было очень тихо, только из некоторых окон доносились звуки протекающей за ними жизни.

Идти до памятника Победы было минут пятнадцать. К нему вело сразу несколько путей. Можно было торжественно прошествовать по главному городскому проспекту, а можно, хотя это немного удлиняло дорогу, – добраться до него по узеньким извилистым переулкам и улочкам. Я выбрал второй вариант, так как он позволял еще раз удостовериться, что за мной нет «хвоста».

Я быстро шел по темным, не знающих что такое освещение улицам. И невольно чувствовал, как заползает в душу страх. Вознесенский прав: этот город таит в себе опасность, он вызывает ощущение, что она спрятана за каждым деревом, забором, разлита в этой мрачной густой, словно чернила, темноте. Не случайно, что я иду уже десять минут и за все это время не встретил ни одного человека. А ведь на улице тепло и сейчас только гулять и гулять. А когда я тут жил раньше, мы шатались допоздна, пока не начинали слипаться глаза. И у наших родителей даже не возникало мысли опасаться за нас. А сейчас как будто действует комендантский час: после одиннадцати не выходить из дома.

Я издалека увидел фигуру Ксении и заспешил к ней. Она тоже заметила меня и пошла мне навстречу. Хотя место нашего свидания освещали только любопытные звезды, я все же заметил, что она чувствует себя неспокойно.

– Спасибо, что пришли, – проговорила она. – Пойдемте.

Путь наш лежал к реке. Мы прошли мимо дома, где когда-то жила моя первая пассия. У посмотрел на ее окна на втором этаже; за шторами мелькнула чья-то тень. Но я знал, что этот силуэт принадлежит совсем другого человека, не имеющего никакого отношения к Ирине. Впрочем, меня сейчас интересовала совсем другая женщина.

– Как вам удалось вырваться на свободу? – спросила она.

Я не без некоторого колебания поведал ей о своих акробатических подвигах. Ксения выслушала меня, и я неожиданно впервые услышал ее смех.

– Хотелось бы посмотреть на вас, как вы спускаетесь по канату. Мне кажется, это довольно занятное зрелище.

– Если у вас это желание не умрет сегодня вечером, то я могу как-нибудь продемонстрировать этот номер специально для вас.

Она посмотрела на меня, и хмурая тень снова наползла на ее лицо.

– Знаете, Ксения, вы меня удивляете. Я сейчас понял, что вы по натуре веселый человек. Но до сегодняшнего дня я ни разу не видел на вашем лице улыбку. Неужели у такой красивой и популярной женщины, как вы, нет абсолютно причин для радости?

– Сейчас вы многое поймете. Я долго думала должна ли я вам это показать. Но потом все же решила, что должна. Вы имеете право знать правду. Вы слишком многим рискуете.

– Мы все рискуем.

– Вы больше других.

Я не стал оспаривать этот тезис хотя бы потому, что он был верен.

– Наверное, это действительно так. Но у меня есть кое-какой опыт в таких делах, а это все же снижает степень риска. И потом я заметил одну странную вещь: далеко не всегда погибают те, кто больше всего рискуют. Часто погибают те, которым кажется, что они находятся в безопасности. Прихоти старушки с косой плохо постижимы для человеческого ума, никто не знает, кого и по какой причине она выберет в следующий раз. Я знал людей, которые постоянно шли под пули – и оставались невредимы, словно заговоренные. А некоторые гибли от шального выстрела, будучи уверенными, что им абсолютно ничего не грозит. У меня из головы почему-то не вылезает одна фраза, которую сказал мне Вознесенский: погибают всегда самые лучшие.

– Он прав, – с какой-то странной интонацией проговорила Ксения. – И вы сейчас в этом убедитесь.

Мы находились в одном из самых глухих мест города, расположенного у самой реки. Вдоль нее тянулась улица, застроенная старыми деревянными домами. Мы подошли к одному из них, и потому как Ксения уверенно толкнула калитку, я понял, что тут она не гостью.