Читать книгу - "Поставьте на черное - Лев Гурский"

Вчера после ухода Вальки Канистерова я полночи думал об этом происшествии и ничего гениального не выдумал, несмотря на дедуктивный метод. С первого взгляда сюжет ограбления выглядел арифметически ясно: благодаря подсказке идиота-репортера воры догадались, что у старика еще есть чем поживиться. Дождались, пока уйдет гость поэта (то бишь я). Перелезли спокойненько через ограду, пренебрегая бесполезными броневоротами. Оглушили поэта, взяли барахлишко… Тут уже не очень сходилось. Я никак не мог поверить, что Новицкий хоть кому-то стал бы оказывать сопротивление. По-моему, он уже заранее смирился с неизбежностью второй серии налета и даже, не исключаю, был бы рад получить от жизни еще одно доказательство своей теории злого фатума. Кроме того, Новицкий в этот день так здорово перебрал, что даже чисто физически не смог бы сопротивляться налетчикам, если бы и вознамерился вдруг. Может быть, эти ублюдки не хотели оставить свидетеля? Тоже странно: какой же из пьянького Новицкого свидетель? Да и те, кто охотятся за дачным барахлом, на «мокрое» не идут. Факт, проверенный опытом. К тому же эта манера бить по кумполу кое-что мне напоминала, а именно – дело недавно минувших дней. Правда, один такой кулакастый Рэмбо уже упокоился вместе с машиной «Скорой помощи» в бетонном коробе подвала недостроенного билдинга. Однако еще не факт, что на розовом кафельном полу я оказался точно по его милости. И вдобавок я не исключал возможности наличия в природе целой группы товарищей, для которых битье по затылку – своего рода фирменный стиль. Главный профессиональный прием – визитная карточка. Вот Яков Семенович Штерн, допустим, любит изменять внешность, чтобы его не узнали. А вот тем невоспитанным товарищам, может быть, наплевать, узнают их или нет. Поскольку узнавшему (или нет) все равно разобьют башку. Подонки, бездарные подонки. Неужели так трудно маскировать свои рожи?

По привычке я бросил взгляд на собственное отражение в витрине мелкого павильончика с трехзначным номером и вполне удовлетворился теперешним своим видом: длинные седые патлы парика вкупе с дымчатыми очками преобразили мою наружность. В стекле павильончика на мгновение отразилась физиономия седого хиппи, утомленного солнцем. Видок был несколько экзотичным, но для ярмарки весьма подходящим. Чем пестрее толпа, тем труднее в ней затеряться приличному господину в приличном костюме и с аккуратной прической – в особенности если это книжный детектив Штерн на книжной ярмарке. Но уж длинноволосику в ядовито-синем пиджаке и в белых брюках, да еще с фотоаппаратом через левое плечо скрыться в ярмарочной толпе – раз плюнуть. Тьфу – и исчез…

Я рефлекторно сплюнул и едва не угодил плевком на свой фотоаппаратный футляр. Внутри его, кстати, не было никакой камеры: там располагалась увесистая свинцовая бляха. Стрелять в толпе я бы никогда не рискнул, а в ближнем бою такая тяжелая штуковина незаменима. Мягкий футляр погасит звук удара, но не погасит его силы. Теперь-то я был почти вооружен. Яков Штерн, один раз битый, мог теперь сам врезать сразу двум небитым, по пословице. Есть желающие, господа хорошие? Что-то не видно пока желающих.

Мысленно я хорохорился, однако чувствовал себя не настолько уверенно, как бы мне хотелось. Никудышный полководец всегда готовится к прошлой войне. Если у меня не мания преследования и я действительно попал в какой-то переплет, то бояться мне следует чего угодно – только не удара по макушке и не нового наезда на «Скорой». Вчера, напав на старика Новицкого, неизвестные могли на самом деле метить в меня: будь на моем месте сейчас кто-либо другой, этот другой уже часов двенадцать парился бы как миленький в КПЗ. По подозрению, как минимум, в соучастии. И не одинокий Валька пришел бы вчера ко мне в гости, а нагрянуло бы полдюжины оперов. Благо улики налицо – свежий автограф на моей «Реконкисте» и фамилия Штерна в настольном ежедневнике поэта, в графе «Визиты». На даче был? Мед-пиво пил? Пальчики на рюмке оставил? Значит, колись, морда, куда фарфор ценный спрятал? Сознаешься – будет тебе, падле, послабление. Станешь упираться – получишь на всю катушку… На мое счастье, и Валька, и майор Окунь знали меня слишком хорошо, чтобы поверить в эту ерундистику. Канистеров так-то порядком конфузился, записывая мои свидетельские показания, а уж когда я очень вежливо осведомился у него насчет необходимости давать подписку о невыезде, Валька и вовсе пришел в замешательство. «Не издевайся, Яш, – взмолился он. – Что я тебе такого сделал? Мы ведь и не думаем…» в результате я остался при своих, на свободе и даже не под подозрением. На сей раз мне повезло. Если КТО-ТО пытался меня нейтрализовать таким образом, то он крепенько просчитался. Потому что рука руку моет, гора с горой не сходится, а мент менту глаз не выклюет. Пусть даже один из них – бывший. Нет уз святее товарищества. Старый друг пригодится вдруг. Закон природы.

На подъезде к павильону номер один старик с сумкой на колесиках дисциплинированно свернул вправо, и я сумел рассмотреть его профиль. Дедок-книгофил все-таки оказался не похож на старика Новицкого, – вернее, сходство их ограничивалось затылками. Это открытие меня, как ни странно, слегка приободрило. В чертовщину я не верю, но нет никакой радости, если рядом по ярмарке станет бродить твоя ходячая совесть. И без напоминаний я ведь вину свою чувствую. Не приди я вчера… Нет, Яков Семенович, обо всем этом сейчас надобно забыть. Временно. Изводить себя раскаянием, когда тебя и без того могут запросто извести, – для сыщика есть недопустимая роскошь.

Я покаянно вздохнул и не стал сворачивать тоже вправо к будке кассы, куда устремлялись все порядочные люди. Слава Родин уже просветил меня, что для прессы здесь вход свободный. Стало быть, и для меня тоже. Мальчики-секьюрити в дверях без звука пропустили меня внутрь, увидев мои роскошные корреспондентские «корочки». Разве что не козырнули. Молодежь просто еще не привыкла к элементарной павлиньей уловке: самые красивые удостоверения – у журналистов самых маленьких газетенок. Такие документы одним своим видом вынуждают проверяльщиков встречать по одежке и ни в коем случае не заглядывать внутрь. В противном случае здешние секьюрити смогли бы узнать, например, что Я.С. Штерн с 1 января 1982 года по 31 декабря того же года являлся внештатным корреспондентом многотиражной газеты «Мясной гигант» – органа парткома и профкома Семипалатинского мясоконсервного комбината. Удостоверение, это чудо полиграфии, было подарено мне в свое время Костей Рублевым – шефом семипалатинского УГРО, – и из всех Костиных сувениров оказалось самым практичным. Кстати, теперь «Мясной гигант» расположен на территории другого государства – Казахстана. И будь мои «корочки» не просрочены, я мог бы требовать себе дополнительных льгот и привилегий. Как представитель иностранной прессы.

Сразу в вестибюле я имел удовольствие убедиться, что камуфляж мой работает на совесть. Совсем близко от меня пробежал хорошо знакомый литагент Андрюша Франкфурт под конвоем неумолимой Наты Пуховой из журнала «Буксвумен». И ни тот, ни другая меня не опознали. Равнодушно проплыл, тряся пышной шевелюрой, высокий и вальяжный Геннадий Савельевич Мокроусов, замдиректора «Олимпийца» – и тоже ноль внимания. Отлично. Скромно, но с достоинством, как и подобает солидному зарубежному журналисту, я влился в толпу возле информационного стенда и, щурясь, попытался отыскать координаты издательства «Тетрис». Однако информация располагалась здесь в каком угодно порядке, но только не в алфавитном. Любому иностранному шпиону проще было бы обойти весь павильон, чем мухой ползать с ручкой и блокнотом по вертикальной бумажной простыне и выискивать что-то конкретное. Ругнувшись про себя на зарубежном языке, я решил довериться фортуне и последовательно пропутешествовать от одной издательской ячейки к другой, из пункта А в пункт Г. По закону подлости «Тетрис» мог отыскаться лишь в самом конце пути, но и тогда я успевал. Главным было – не пропустить нужный бокс и писателя Жилина в нем, остальное – нюансы. Будем надеяться на лучшее. Ковер, расселенный между рядами боксов, и выкрашен как раз в нежный зеленый цвет, цвет надежды. Англичанин, ступив ногой на такое зеленое покрытие, вспомнил бы наверняка об английских газонах, которые великобританцы подстригают уже двести лет. Завсегдатаю Монте-Карло или Лас-Вегаса зелень ковровых дорожек напомнила бы об игорных залах в казино. У меня же в голове не возникло ничего иного, кроме школьного: «Я иду по ковру, ты идешь, пока врешь…»