Читать книгу - "Пальмы, солнце, алый снег - Анна и Сергей Литвиновы"

– Что-то из меня он пока ничего хорошего не слепил! – широко улыбнулась Тося.

А дедок немедля принялся возражать. Что, когда только ее увидел, в первый день тренинга, она, Тося, показалась ему неинтересной. Вульгарной. Плоской. А сейчас, после трех дней занятий, она обратилась в самую очаровательную девушку в мире…

Ухохотаться. Она сама все силы, все умения, всю смекалку бросила на то, чтобы наконец обратить на себя его внимание. Психолог-то здесь при чем?!

Впрочем, хозяин велит – идти на тренинг! – значит, придется идти. Будем надеяться, что и сегодня ей повезет, Яков Анатольевич помилует. Призовет на душевный стриптиз не ее – но задаваку Ярославу. А Тосе удастся снова тихонько отсидеться в уголку.

Однако Тосины надежды не оправдались, и день получился невезучий.

Начать с того, что на входе в аудиторию их караулили журналисты – молодая разбитная деваха и волосатый юноша с «Кэноном» навскидку.

Едва завидев их с Андреем Степановичем – они, как паиньки, пришли на занятия первыми, – отвратительная парочка налетела на них, как голодные утки бросаются на майских жуков. Парень щелкает своим фотиком, девица верещит:

– Как вы относитесь к гибели своих соратников по тренингу? Не собираетесь ли сами кончать с собой?

И прочие глупости. Так и хочется деваху размазать мордой о стену. А у парня – как минимум пленку засветить; у нее, Тоси, правило святое – лицо свое не афишировать. Тем более в прессе. Только как эту, блин, пленку отнимешь? Вывернуть руку и слегонца двинуть коленом в пах – дело элементарное, только что тогда Андрей Степанович подумает? Он же ее за фею считает. За бесплотное, беспомощное создание… Вот и пришлось просто отворачивать башку да прятаться за спину спутника. Вести себя, как глупая гусыня. Ужас.

А в аудитории – куда наконец удалось прорваться, когда назойливых журналистов вывели охранники, – получилось еще хуже.

Проклятый психолог, едва взглянув на нее, Тосю, тут же заявил:

– А давайте мы сегодня Настеньку послушаем!..

Вот и тащись, как на заклание, в центр аудитории.

Ярослава – смотрит презрительно, Андрей Степанович – с любопытством, а психолог – непонятно как, но глазами буравит будь здоров, аж мурашки по спине бегут.

Впрочем, свою историю она подготовила давно. Будем надеяться, ничего страшного не случится…

История Тоси

Вы тут все богачи. И от меня, наверное, ждете историю про богатую, плохую девчонку. Как бесилась она с жиру в своем роскошном особняке. Или как сбегала из пансиона где-нибудь в горах Швейцарии.

(Комментарий психолога: «Мы, Тосенька, от вас правды ждем. Какой бы она ни была».)

Тося продолжила:

– Расскажу я вам правду. Только у вас, тех, кто с серебряной ложкой во рту родился, своя правда – а у меня своя.

Родилась и выросла я в поселке, во Владимирской области. Родители у меня – сейчас смеяться будете – потомственные рабочие. Папа – слесарь шестого разряда, мама – контролер ОТК, и пахали оба на оборонку, она у нас градообразующим предприятием была. Когда-то, при социализме, предки рассказывали, и с такой работой жилось неплохо. Зарплаты, премии, продуктовые заказы. Плюс очередь на жилье и льготы всякие, типа поликлиники бесплатной или ведомственного детского садика. Но я родилась как раз в те годы, когда социализм умирал, так что садика мне от родительского завода не досталось – его под мебельный салон сдали. И очередь на отдельное жилье квакнулась, и сбережения предковские – на «Жигули» они откладывали – тоже. Даже несчастную зарплату и ту теперь платили от случая к случаю, потому что раньше завод работал на оборонку, а как случился капитализм – чугунные утюги начал делать, такие, знаете, не электрические, а которые на плите нагревать надо. Только кому они нужны, такие уродливые?.. Заказов у завода было совсем мало, родители постоянно дрожали, что их сократят. Квартира у нас была коммунальная, машина – «Запорожец», помните, над ними и раньше всегда смеялись, такой горбатенький. А вместо дачи – огород. На окраине поселка, где мы жили, поссовет для желающих земельные наделы выдавал. Просто земля, без всяких домиков. Под картошку. У нас этой картошки много росло, до сорока мешков снимали. И ели во всех видах, чтобы на мясо или рыбу не тратиться, – с укропом, с маслом, с яйцом… Я ее до сих пор ненавижу, и копать, и даже есть, если в меню вижу: «картофель фри» – сразу передергивает. В общем, очень бедно мы жили.

(Мысленный комментарий Тоси: «Эх, угадала я! Тон выбрала верный – рассказывать для них, богачей, ужасные вещи, но без надрыва. Вон с каким сочувствием на меня Андрей Степанович смотрит. Ну а что Ярослава, задавака противная, рот кривит – так и фиг бы с ней».)

Но детство у меня все равно было очень счастливое. Наверное, потому, что завидовать было некому и стремиться не к чему – в нашем квартале все ребята так же, как и я, жили, а многие, чьих родителей с завода сократили, даже хуже. Зато у нас, у детей, был почти что коммунизм. Как сейчас помню – купили одному мальчику, Мишке, с ума сойти, самый настоящий взрослый велосипед – так мы на нем всей ордой гоняли. По очереди. И сам Мишка, как и все, катался на своем велике не когда хотел, а только если его черед подойдет.

И увлечения у нас тоже были одни на всех. Покажут по телевизору «Графа Монте-Кристо» – мы в замок Иф всем двором играем. Поспеет в лесу земляника – всей толпой идем собирать. В школе – она одна на весь поселок была – объявят городскую контрольную, так мы дружно всякие способы, как списать, изобретаем… И когда однажды к нам на физру пришел тренер по спортивной гимнастике – перспективных отбирать, – все-все, даже самые толстенькие, из кожи вон лезли, чтобы в секцию попасть…

Но тренер оказался суровым. Заставлял лазить по канату, да не просто так, а на время, прыгать через коня, тоже по секундомеру, а по бревну мчаться, как по широкой дороге. Моя подружка Аська так спешила, что не удержалась, свалилась и ногу вывихнула, мы ее на руках до медпункта тащили. Но она больше не из-за ноги плакала, а из-за того, что тренер ей отлуп дал. А вот мне, как я тогда считала, дико повезло – в секцию меня взяли. Я ведь всегда шустрая была, и спортивная, и малорослая, это тоже для гимнастики очень важно.

И стала я три раза в неделю ходить на тренировки. Сначала – в охотку, потому что новое все, любопытно, да и получалось у меня неплохо, и гибкость обнаружилась, и реакция оказалась хорошей. Потом, через пару месяцев, начало надоедать. Обидно: друзья – в лес по малину, а мне – в душном зале париться. Хотела даже бросить, пару тренировок прогуляла, да тренер отцу позвонил, прямо на завод, на работу, дома-то телефона у нас не было. Ну, и наговорил – что дочь лентяйка, безвольная, безответственная. И все, кто спорт бросает, вроде потом наркоманами становятся. Папаня мне вечером такое устроил! Орал как резаный и даже ремнем пару раз огрел. «А еще, – говорит, – раз услышу, что филонишь, – совсем шкуру спущу». Отца я боялась, да и слов он мне наговорил обидных – поэтому на гимнастику я вернулась, и, со злости, что ли, дела у меня пошли так хорошо, что уже через полгода тренировок меня на областные соревнования отправили. Я боялась безумно, перед решающим стартом ночь не спала – хотя мне тогда всего десять лет было. Самый настоящий невроз, наша врачиха из спортшколы перед выступлением валокордин мне капала. Но я все равно не сомневалась: провалюсь. С треском. В прямом смысле – или с брусьев навернусь, или на опорном прыжке шею сломаю. Но ничего. Я вдруг взяла и ухватила второе место. Обошла многих девчонок, кто и по году, и по два, и даже по три тренировался. Ну, тогда началось: кубок, грамота, новую форму подарили, в родной школе физиономию на Доску почета вывесили. И тут же домой явилась целая делегация, двое тренеров. Стали вербовать в спортивный интернат. Здесь же, в Подмосковье, но от дома, извините, целых триста километров. И навещать можно даже не каждые выходные, а только два раза в месяц. Зато полный пансион и бесплатная форма, большая по тем временам роскошь.