Читать книгу - "Три короба правды, или Дочь уксусника - Светозар Чернов"

Человек, наблюдавший отсюда за квартирой и составлявший этот список, явно был гораздо осведомленнее поляка. Но кто он, матка Боска?

Фаберовский полез в карман за карандашом и клочком бумаги, чтобы переписать весь список на бумажку Лукича, но ничего, кроме медной копейки, в карманах не оказалось. Тут на лестнице послышались шаги, он отставил лампу подальше и отставил сорочку от двери. Сквозь щель он увидел капитана Сеньчукова, который назвал пароль и был пропущен на собрание. Все-таки они не ошиблись!

Поляк взял копейку, поставил ею на стене кресты против фамилий, которые он опознал, и отправился к дыре в полу, чтобы попытаться услышать что-нибудь. Но сколько он не прикладывал ухо с воронкой к доскам черного потолка, ни единого звука не услышал. Тогда он перешел к дымоходу. Здесь дело пошло успешнее.

— Ты пошто, ворохоба, мои портянки выстирала? В чем мне на улицу выходить?! — Последовал сильный удар в трубу, в дымоходе посыпалась с шорохом сажа. — Чего воешь? Учить тебя надо али нет? У всех бабы как бабы, а этой на конке ездить надо! — Удар повторился. — На конке! — Еще удар. — Еще б на извощике! — Далее говоривший не стал утруждать себя словесами, и удары последовали один за другим. Наконец, шуршание сажи в дымоходе стихло, и стали слышны уже другие голоса:

— Тебе, Варгунин, решено доверить главную роль, так что береги себя ради общего дела! И в нужный момент не заробей. Ты же знаешь — Его Высочество нерешительных в таком деле не потерпит!

— Как-то мне боязно… — отвечал тот, кого назвали Варгуниным. — Когда какой офицер или даже полковник — я запросто управлюсь, а тут Он Сам!

— Дурак! Да тебе ж после такие виды карьерные откроются, о каких ты и мечтать не можешь! Меня, например, Его Высочество каждый год после красносельских маневров за границу на воды отправлял геморроиды лечить.

Шуршание осыпавшейся сажи в дымоходе заглушило дальнейший разговор — в нижнем этаже возобновились боевые действия.

«Может позвать городового? — подумал Фаберовский. — А то из-за этой дуры, потратившейся на конку, ничего не услышу».

Сквозь шуршание сажи снова пробились голоса из квартиры Черепа-Симановича, и поляк сразу оставил всякие мыли о городовом:

— Куда это вы, капитан Сеньчуков, откланиваетесь? Как только доходит до серьезного дела, вы сразу откланиваетесь.

— У меня назначена встреча, господа.

— Насчет сегодняшнего сбора мы не вчера решили, капитан, вы вполне могли бы назначить встречу на другое время.

— Да он всегда участвует только в тех делах, где нет никакого риска, зато большие выгоды по службе или в денежном смысле, — сказал тонкий капризный голос. — А чтобы самому пожертвовать ради Его Высочества — так он сразу в кусты!

Тут он услышал, как кто-то поднялся по лестнице и открыл чердачную дверь. Фаберовский метнулся за печную трубу и осторожно выглянул из-за нее. Его фонарь тревожно мерцал у дыры в полу. Пришлось выскочить из укрытия и, прикрутив фитиль, тут же вернуться обратно.

— Кто здесь? — спросил испуганный женский голос и в проеме двери показался бабий силуэт с тазом, полным белья.

Поляк притаился. Баба поставила таз, намотала на руку конец мокрой скатерти и настороженно двинулась в сторону Фаберовского, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Она подошла к дыре в полу и встала на самом краю.

Стояла она долго, и у Фаберовского замерзли голые руки, которые он в спешке не успел сунуть в рукавицы. Поляк попытался спрятать руку в карман, и это движение не ускользнуло от острого слуха бабы.

— Ах, вот ты где, мазурик! — вскрикнула она, шагнула вперед и тотчас провалилась в дыру.

Фаберовский бросился ей на помощь, представив себе, что будет, если она проломит второй слой досок и дранку и рухнет в квартиру, но в тот же миг схлопотал тяжелой мокрой скатертью по морде. Поляк завалился на спину, а очки его отлетели куда-то во мрак.

— Ты что, курва, делаешь! — вскрикнул он и лягнул ногой темноту.

— Убили, убили! — заверещала баба и грохнулась оземь, так что скрипнули выдираемые из балок гвозди, державшие черный потолок, и в носу у поляка засвербело от столетней пыли.

— Заткнись, дура, пока и впрямь не убил! — сказал поляк, встал на четвереньки и принялся кружить по полу в поисках очков. — Я не мазурик, а секретный агент. Это в каком же другом государстве секретных агентов на службе мокрыми скатертями по лицу лупят и очки сбивают?

Вой сразу утих и баба запричитала:

— Так это я выходит, секретного агента по морде мокрым бельем шваркнула! Запамятовала, Господи, ведь Агриппина Ивановна говорила! Да ведь это Сибирь!

— Да уж не иначе.

— Где вы, ваше благородие? Давайте я вам рожу-то хоть оботру!

— Да уж обтерла, холера ясная!

Было слышно, как баба вылезла из дыры в полу и бухнулась на колени, стукнув лбом об пол.

— Не погубите, ваше благородие! Муж у меня пьяница, шестнадцать детей… вечно буду Бога молить! А стеклышки ваши за печную трубу отлетевши.

— Вешай свои тряпки да убирайся! — прорычал поляк, нацепляя на нос очки.

— Вот спасибо, милостивец! — обрадовалась баба. — Благодетель вы наш! Желаете, я вам бельишко постираю?

— Ты вот что, ты мне лучше по-другому услужи!

— Ох, родненький, — испугалась баба. — У меня ведь и так шестнадцать детишков-то. Куда ж мне еще? Да и холодно здесь.

— Дура! Ты когда пойдешь вниз мимо той квартиры, ухо к двери приложи да послушай, о чем там говорят. Если что услышишь, мне потом перескажешь. Понятно?

— Понятно, родненький вы наш… Вот и Лукич меня о том же просил… Только не серчайте, я в один миг все повешу!

Баба кое-как побросала скатерти на веревки и скатилась вниз с чердака на лестничную площадку. Дверь в квартире Черепа-Симановича распахнулась, и баба была сметена вывалившими оттуда офицерами — все они были взъерошенные, кто в наброшенной на плечи шинели, кто просто в мундире, и все, как один, с шашками наголо. Впереди оказался подполковник пограничной стражи, который взмахнул шашкой и крикнул:

— Сеньчуков и Юнеев — на чердак! Раух — спуститесь вниз и посмотрите, нет ли там во дворе и на улице кого подозрительного.

— Ох! — сказала баба, придавленная между стеной и дверью, и измождено села на гранит площадки, растопырив ноги в грязных валенках.

Первым полез Юнеев, придерживая на голове мерлушковую шапку. Капитан Сеньчуков тоже поднялся на чердак и встал рядом.

— Копотью керосиновой пахнет, — сказал он. — Должно быть, притаился где-то здесь.

— Надо бы фонарь принести, — крикнул Юнеев вниз подполковнику Чеховичу.

Становилось ясно, что уйти отсюда миром не удастся, и Фаберовский стал лихорадочно составлять план кампании. Единственное, что он смог придумать — вылезти на крышу через слуховое окно. Был риск сверзнуться вниз по обледенелой кровле, но внизу были еще не убранные огромные сугробы, что давало ему шанс на спасение.