Читать книгу - "Искатель, 1995 №5 - Клиффорд Саймак"

Женщина принесла и поставила передо мной на стойку тарелку, в которой дымилась яичница с ветчиной, и я принялся за еду.

Неожиданно, когда я ел, в голове у меня возникла странная мысль, которая, несмотря на все мои старания избавиться от нее, никак не уходила. Я был уверен, что найду Кэти не в Геттисберге, а в Вашингтоне, прямо перед Белым домом, где она будет кормить белок. И это ни на чем не основанное убеждение росло во мне с каждой секундой.

В ту ночь, когда после аукциона я провожал ее домой, мы говорили об этих белках, и я попытался вспомнить, кто из нас первым затронул эту тему, но в памяти остался только сам факт разговора. Причем я был уверен, что в нем не было ничего такого, что могло бы хоть как-то объяснить, почему я вспомнил о нем именно сейчас. Однако, несмотря на все это, я был глубоко убежден, что найду Кэти прямо перед оградой Белого дома. Я также остро чувствовал, что должен спешить, должен добраться до Вашингтона как можно скорее, иначе могу потерять ее.

— Мистер, — прервала мои размышления женщина за стойкой, — откуда у вас столько царапин на лице?

— Упал, — коротко ответил я.

— Похоже, вы здорово расшибли голову. Как бы не было инфекции. Вам обязательно надо показаться доктору.

— У меня нет времени.

— Старый док Бэйтс живет совсем рядом, — убеждала меня женщина. — Он уже почти не практикует, так что очереди никакой нет и ждать вам не придется. Старый док, конечно, не Бог весть какой врач, но он сможет залечить вашу рану.

— Мне надо как можно скорее добраться до Вашингтона. Я не могу тратить время на такие пустяки.

— У меня в кухне найдется йод. Я могла бы промыть вам рану и залить йодом. Я найду чистое полотенце и обвяжу вам голову. Нельзя ходить с открытой раной, вы можете занести инфекцию.

Какое-то время она молча наблюдала за тем, как я ем, потом произнесла:

— Для меня это не составит никакого труда, мистер. Когда-то я работала медсестрой. У меня, наверное, с мозгами что-то не в порядке, раз я бросила такую работу ради того, чтобы хозяйничать в этой забегаловке.

— Вы говорили, что у вашего сына есть велосипед, — сказал я. — Он не согласится продать его?

— Даже и не знаю что сказать, — ответила она. — Велосипед уже довольно старый и многого не стоит, и потом, сын ездит на нем за яйцами.

— Я хорошо заплачу, — сказал я.

Несколько минут женщина колебалась, потом произнесла:

— Я спрошу его об этом. Но мы можем продолжить наш разговор на кухне. Я все-таки поищу йод. Не хочу, чтобы вы ушли отсюда в таком состоянии.

ГЛАВА 18

Как и предсказывала женщина, на улице было настоящее пекло. От мостовой мне навстречу поднимались волны раскаленного воздуха; небо, казалось, превратилось в пышущую жаром плавильную печь, и при всем этом я не чувствовал ни малейшего дуновения ветра.

Вначале я с большим трудом управлял велосипедом, но через две мили мое тело припомнило ту информацию, которая была заложена в него в детстве, и я начал понемногу осваиваться. И все-таки мне приходилось нелегко. Однако это было лучше, чем идти пешком.

Я сказал женщине, что хорошо заплачу, и она поймала меня на слове. Мне пришлось выложить сотню долларов, так что я остался почти без денег. Сотню долларов за этот перевязанный проволокой древний драндулет, который стоил самое большее десять монет. Но надо было или платить, или идти пешком, а я спешил. И потом, сказал я себе, возможно, это и не так дорого в сложившейся ситуации. Если бы только у меня осталась лошадь! Не исключено, что лошадям и велосипедам скоро просто цены не будет.

По всей автостраде стояли неподвижные автомобили и грузовики, временами попадались автобусы, но людей нигде не было видно.

Я продолжал нажимать на педали, время от времени вытирая рукавом рубашки струившийся по лицу пот и мечтая о глотке воды, и какое-то время спустя достиг окраин Вашингтона.

Транспорт и здесь стоял, но мне встретилось много людей на велосипедах, а несколько человек были на роликовых коньках. На свете, по-моему, нет более смешного зрелища, чем человек в деловом костюме и с атташе-кейсом в руке, который едет по улице на роликовых коньках и пытается при этом сохранить независимый вид. Большинство людей вообще ничего не делали, а просто молча сидели на обочинах, ступеньках домов или на своих лужайках и в садиках. Некоторые, правда, занимались делами, но, похоже, без всякого энтузиазма.

Я остановился у небольшого, типично вашингтонского сквера со статуей посредине, скамейками под деревьями, кормящей голубей старой леди и питьевым фонтаном. Именно этот фонтан и привлек меня. После стольких часов езды на велосипеде в невыносимую жару у меня было такое чувство, будто рот набили ватой.

Задерживаться я не стал. Напившись и отдохнув несколько минут на скамейке, я снова сел на велосипед и поехал к Белому дому.

Приблизившись к нему, я заметил огромную толпу, которая заполнила весь тротуар и даже часть проспекта. Люди стояли молча, не сводя глаз с чего-то, находящегося, по-видимому, у самой ограды.

Кэти, подумал я! Именно здесь я и надеялся ее встретить. Но почему они все уставились на нее? Что происходит?

Я отчаянно заработал педалями и, достигнув толпы, спрыгнул с велосипеда. Бросив велосипед прямо на тротуаре, я ринулся в толпу, расталкивая всех на своем пути. Со всех сторон слышались брань и сердитые окрики, но я, не обращая на это никакого внимания, продолжал протискиваться вперед и вскоре оказался у самой ограды.

Конечно, это была не Кэти. Если бы я хоть на минутку задумался, я бы догадался, кого здесь встречу. Передо мной стоял Дьявол, Его Сатанинское Величество, короче говоря, мой старый знакомый — Черт.

Как и при нашей последней встрече, на нем была только грязная набедренная повязка — единственная дань приличиям, — над которой нависала безобразная жирная складка. В правой руке Черт держал хвост, которым пользовался как зубочисткой, ковыряя им в своих поросших мхом клыках. Небрежно привалившись к ограде и уперевшись раздвоенными копытами в трещину на асфальте, он бросал на толпу наглые взгляды, которые могли кого угодно вывести из себя. При виде меня он, однако, сразу же оставил свой хвост в покое и ринулся навстречу, обращаясь ко мне как к старому закадычному другу, которого, казалось, с нетерпением