Читать книгу - "Её цветочки - Шеннон Морган"

я тогда видела, и уверена в одном – в тот вечер в сад проник некий аномальный ветер и перепугал меня до полусмерти. И должна признаться, что после того, как Мэдди рассказала мне, что в ваш дом проникло нечто подобное, я так беспокоилась, что не спала всю ночь.

– Аномальный ветер, – пробормотала Фрэнсин. – Он был там все время, этот… – Она покачала головой, потому что не знала, как назвать то, что проникло в ее дом. Оно вело себя не так, как привидения, обитающие в доме, не так, как те, что обитали в лесу или в Хоксхеде. Однако он всегда был там, в лесу, выжидая удобного момента после того, как мать выгнала его туда. А теперь он смог вернуться и проникнуть в дом. – Кто это был? Кем был этот дух?

Мисс Кэвендиш ответила не сразу.

– Хотя сама я не верю в подобные вещи, я уверена, что твоя мама считала, что это Джордж, хотя прямо она никогда об этом не говорила.

Фрэнсин побледнела.

– Отец? Но он же сбежал.

– Да, сбежал.

– Но… – Фрэнсин ошалело огляделась по сторонам; ее мысли разбежались и снова собрались в нечто логичное, но не имеющее смысла. – Есть только одно объяснение тому, что она могла это знать. Отец все-таки вернулся домой, но уже после смерти. – Смертельно побледнев и дрожа от ужаса, она проговорила: – Все это время он находился там, в лесу. Я защищала дом от отца.

Старая дама пожала плечами.

– Так считала Элинор. – Она открыла калитку и медленно пошла к своей парадной двери. – Я могу рассказать тебе об этом только потому, что мы с твоей мамой никогда не обсуждали то, что произошло в тот вечер, и она никогда…

– Никогда не просила вас пообещать никому не рассказывать об этом, – докончила Фрэнсин.

Мисс Кэвендиш улыбнулась.

– Она слишком хорошо меня знала. Знала, что я и так никому ничего не скажу, – ведь нельзя же допустить, чтобы директриса школы распускала всякие нелепые слухи о привидениях, которые будто бы используют ветер, не так ли?

– Но… погодите! Это значит, что он, должно быть, умер всего через пару недель после того, как пропал. А если он умер, то что же случилось с девочками?

– Скорее всего, они оказались на попечении социальной службы.

– Тогда я никогда не смогу их найти, – прошептала Фрэнсин, и у нее защемило сердце от мысли о маленьких сестрах, брошенных на произвол судьбы и оказавшихся в каком-то приюте из-за того, что отец хотел причинить Элинор боль. Они были бы окружены такой любовью, если б он не забрал их с собой.

Мисс Кэвендиш устремила на Фрэнсин долгий оценивающий взгляд.

– Это вовсе не значит, что ты должна сдаться, Фрэн.

Но всякая надежда в душе Фрэнсин погасла, потому что участь сестер была слишком ужасна. И, погруженная в эти отчаянные мысли, она молчала, пока устраивала старую даму в ее любимом кресле, где та сразу же закрыла глаза. В глубоком горе Фрэнсин повернулась, чтобы уйти, затем остановилась, когда мисс Кэвендиш что-то пробормотала. Фрэнсин торопливо подошла к ней и опустилась на корточки возле ее кресла.

– Я думала, что вы спите.

– Скорее всего, так оно и было. Это проклятие стариков – в самые неподходящие моменты нас одолевает сон. – Ее иссохшая рука легла на предплечье Фрэнсин, и она доброжелательно посмотрела на нее. – Чаще всего мы с тобой говорим о странных вещах.

Фрэнсин кивнула.

– Ты знаешь, что я любила Элинор, но, думаю, в отчаянии она сделала нечто такое, что заставило ее пойти по дороге, на которую никому не стоит ступать. И ты также знаешь, что я любила и люблю тебя как дочь, которой у меня никогда не было – не только ради Элинор, но и ради себя самой.

Фрэнсин недоуменно сдвинула брови.

– Что вы пытаетесь мне сказать?

– Не просто сказать, а предостеречь. Ты хочешь выяснить, что случилось в тот вечер, когда утонули твои брат и сестра, и я хотела бы рассказать тебе больше, но не могу, потому что и сама почти ничего не знаю. Однако если ты решила дознаться до правды, то вместо того, чтобы искать ответы у этих твоих призраков, попробуй опереться на логику. Не позволяй страхам твоей матери разрушить твою жизнь. – Она похлопала Фрэнсин по руке и закрыла глаза, откинувшись на спинку кресла. – А теперь иди, моя дорогая, и подумай об этом.

26 июля 1969 года

– А НУ ВЕРНИТЕСЬ, ЧЕРТОВО ВЫ ОТРОДЬЕ!

Его рев звучал в ушах Бри, когда она схватила сестренку за руку и они побежали еще дальше в лес.

– Ты настоящее проклятие, жуткое проклятие, насланное, чтобы нас испытать. Бог накажет тебя… – Это прозвучало как тихий шепот, когда вокруг нее и сестры сомкнулась зеленая стена деревьев.

– Давай, Инжирка, поднажми! – закричала Бри, отпустив руку сестры и побежав впереди. Она оглянулась и засмеялась, глядя, как Инжирка пытается не отставать, мчась по тропинкам, которые обе они отлично изучили еще давным-давно.

Их смех летел к зеленому пологу деревьев, к улыбающемуся солнцу, как будто все вокруг чувствовало их ликование: украденная свобода!

Но она, эта свобода, и в самом деле была украдена. Когда они вернутся домой, их будет ждать наказание. Однако не теперь – и это «теперь» могло затянуться на целую вечность, если того хотела Бри.

Быстрые ноги привели их к ручью, бегущему мимо нагромождения валунов, выглядящих так, будто их навалили здесь люди. Возможно, когда-то это был дольмен[13] или коридорная гробница. Это было священное место, безопасное место – и тогда, и теперь.

Проскользнув между валунами в пространство, где как раз могли поместиться две девочки семи и пяти лет, Бри чуть не лопнула от радости – вот оно, их тайное место.

Усевшись на один из камней, которые служили им стульями и располагались вокруг камня побольше, вросшего в землю и плоского, как стол, она зажгла огарок свечи, пока ждала, когда Инжирка тоже втиснется в этот маленький грот и усядется с выражением предвкушения на лице.

– Итак, – сказала Бри. – Что ты принесла?

– Две вещи, – ответила Инжирка и робко достала из кармана маленькую розовую пуговицу. Она благоговейно положила ее на каменный стол и улыбнулась щербатой улыбкой. – Я нашла ее возле церкви.

Бри взяла пуговицу и восхитилась ее ярко-розовым цветом.

– Она очень красивая, – объявила она. – Поэтому-то ты и есть моя самая любимая сестра – потому что всегда находишь самые лучшие штуки.

Инжирка расплылась в улыбке; на ее щеках, обычно бледных,