Читать книгу - "В объятиях убийцы - Наталья Александрова"

– А как же проект?

– Ты всегда была дурой, – констатировал он, – проект – дело долгое, пока там что будет, потом пересмотрят, то-се, я вообще ни за что не отвечаю, депутат я. А Подрезов, сволочь, нутром чуял, что не так все в этом проекте. Сунулся было к Лифареву, тот начеку был. Тогда он фирму нашел, которая в проекте участвует. Ну, там ребята крутые, ничего ему не обломилось, к зданию близко не подпустили даже. Подрезов поутих вроде, а потом ко мне обратился, еще в Москве, чтобы передачу сделать. Как откажешься? Сразу заподозрит.

– Ты врешь, Максим, тебе самому хотелось, чтобы про тебя персональную передачу сделали, этим он тебя и купил. Ты тщеславный очень.

Мне уже стало все равно, и я решила не следить за своими словами.

– Не твое дело! В общем, допер он как-то, что раз западный инвестор, то можем мы к переводчикам обратиться, вычислил Ларису. Она Лифарева знакомая, переводила нам все сама. Но разговаривал с ней я, потому что Лифареву в городе светиться никак нельзя было.

– Значит, Подрезов тебя выследил!

– Надо думать, – неохотно согласился он, – вообще-то журналист он был хороший, дело свое знал. Он раскопал на меня компромат и попросил о встрече, а встретившись, назвал цену. Знаешь, какую? Он хотел половину, половину всего, что имел я! За что? Я все устроил, я рисковал, это была моя идея, а этому за что? Но в конце концов, дело даже не в деньгах. Шантажисты – страшный народ, им все мало. Стоит заплатить один раз, и все. Ты на крючке.

Но я бы не решился, если бы он так не вел себя… Когда я вытаращил глаза, узнав сумму, он, усмехаясь, сказал, что за каждый день промедления будет набавлять по десять процентов. Счетчик он, видите ли, включил! Сволочь!

Тогда я сказал ему, что деньги на даче у моего компаньона. Он поверил, он никак не думал, что я смогу… сделать то, что сделал, ведь мы ехали по городу у всех на виду. Он не верил до последней секунды. Когда я попросил его остановиться, – я схватился за сердце, полез в карман за валидолом, – он был совершенно спокоен, смотрел на меня, усмехаясь: «Горите на работе, совсем здоровье не бережете». И когда я ударил его, он был так удивлен… он не испугался, а просто удивился. А я смотрел, смотрел, как гаснут его глаза, как жизнь уходит из них по капле. И тогда я впервые почувствовал, какое это наслаждение – отнимать жизнь! Я почувствовал свое могущество, я почувствовал в своих руках чужую судьбу, я ощутил себя равным богу! Я слушал его пульс, а когда сердце остановилось, дождался, когда шоссе опустело, и выбросил его из машины, а сам доехал до станции, оставил его машину в укромном месте и вернулся в город в битком набитой электричке. Никто не заметил меня. Самое безопасное – быть в толпе, в толпе все анонимны.

– А остальные? За что ты убил остальных?

– Остальные? Я должен был обезопасить себя. Лифарев знал все, что знал журналист, – еще бы, ведь его подпись стояла на всех бумагах, связанных с теми очистными сооружениями. Рыльце у него было в пушку, но, узнав о смерти Подрезова, он занервничал и мог наделать глупостей. Что может быть опаснее испуганного человека? Мне пришлось это сделать на всякий случай, я не мог рисковать.

– А Лариса? И этот, Ладуненко?

– Они тоже были опасны. Ларисина фирма имеет право официально заверять переводы, их документы признают юристы в любой стране. Подрезов у нее побывал, и эта дура много чего ему наболтала, сумел он ее разговорить, действительно, журналист был хороший. Потом она бы сообразила, что я мог быть причастен к его смерти. Пришлось ее… из окна, но не жалко – редкостная была стерва!

– За это не убивают. И не тебе решать, кто достоин жизни, а кто – нет.

Казалось, он не слышал моих слов, он прислушивался только к чему-то внутри себя и продолжал говорить:

– А шоферу просто не повезло. Он нас с Подрезовым просто несколько раз возил на своем микроавтобусе. А нас ничего не должно было связывать. Я же говорю – ему просто не повезло. Он, конечно, о наших делах ничего не знал.

– А Ольга? За что же ты убил Ольгу? Ведь ты и ее тоже?

– Да, Ольга… Не женщина – чистый бриллиант. Абсолютно никаких чувств, сплошной голый расчет. За деньги согласна была на что угодно. Правда, платил я ей немало. Мы познакомились с ней давно, еще до тебя. Переносить Оленьку в больших количествах было невозможно – на таких женщин у меня идиосинкразия. Думаю, что у многих мужчин тоже. Мало кто из мужчин согласится заниматься любовью с помесью кобры и пираньи. Но когда я встретил тебя… – В его голосе послышались мечтательные нотки. – Вы с ней прекрасно дополняли друг друга. Твоя невинность и такая трогательная неопытность… После тебя я ехал к ней и наоборот.

– Мерзавец! – Я изловчилась и укусила его в щеку, но маска была слишком плотная и он не пострадал, зато больно дернул меня за волосы.

И этого человека я любила. Я замирала от одного звука его голоса, готова была отказаться от всего, чтобы побыть с ним лишнюю минутку. Полно, да любовь ли это? Может быть, это был кошмар, наваждение, морок? Жалкая идиотка, как я противна самой себе!

Максим под маской засмеялся:

– Боже, даже в самые последние минуты своей жизни женщина не может не ревновать!

– Ревность тут совершенно ни при чем. Я поражена нагромождением совпадений.

– А-а… Да, ведь Ольга была когда-то замужем за твоим жирным приятелем. Который тебе нравится, – добавил он ехидно. – Да, мир тесен, как говорили инквизиторы. Кстати, единственное сильное чувство, которое мне удалось заметить у Ольги, – это ее ненависть к бывшему мужу. Просто надо даже уметь – так опротиветь! Что он ей сделал, не знаешь?

– За что ты ее убил?

– Она много знала. Мы с Подрезовым и Лифаревым встречались в ее квартире, она была в курсе многих моих дел и становилась опасна.

– Но ведь я про тебя ничего не знала, за что ты хочешь убить меня?

– Ты сама знаешь.

– Не имею ни малейшего представления!

– Не надо со мной играть! Ты видела, как я садился к нему в машину тогда, в тот день, в субботу, когда я выбросил этого подонка там, на шоссе. Это было всего за полчаса до его смерти. Хоть ты и полная дура, но наверняка догадалась! Какой свидетель мог быть опаснее тебя?

– Но, Максим, – сказала я как можно мягче и даже, преодолев сопротивление, назвала его по имени, – но, Максим, ты же знаешь, что я близорука… Тебя я, конечно, узнала, узнала по походке, по характерным жестам, просто потому, что тебя я не могла не узнать, но кто был в машине – я не видела!

Он отшатнулся от меня, выпустил мое плечо и закричал тонко и страшно:

– Не видела? Значит, все зря… Но теперь уже поздно, все равно поздно, теперь ты все знаешь… Да, в конце концов, какая разница…

– Да, – подхватила я с ненавистью, – какая разница, четыре трупа или пять? Одним убийством больше, одним меньше!

Он пришел в себя и снова шагнул ко мне с ножом в руке. И тут у него за спиной я увидела Алика. Его лицо было искажено страхом за меня. Не веря своему счастью, я постаралась, чтобы на лице у меня ничего не отразилось. У меня появился шанс, хотя где ему, такому рыхлому и неспортивному, справиться с вооруженным убийцей. Я отвела от него глаза и заговорила быстро, умоляя Максима пощадить меня, не трогать, вспомнить, как мы были счастливы… Не помню, какую чушь я несла. Максим был взвинчен, возбужден и не замечал ничего вокруг.