Читать книгу - "Сама себе враг - Анна Михалева"

— А ведь это может быть интересным… — мысль, которая посетила Алену в этот момент, Вадим скорее всего назовет самой идиотской мыслью из всех возможных. Но кто сказал, что даже такая сумасбродная идея не имеет права быть гениальной догадкой. В конце концов, всех гениев сначала считали сумасшедшими!

* * *

— Значит, так, — подытожил Терещенко и сосредоточенно взглянул на Алену, — в первую очередь нужно отыскать ту книжку, из которой наш Гамлет вырезал свои послания.

Изящным движением она взяла чашечку с кофе и, поднеся к губам, лукаво посмотрела на собеседника.

— Чего? — оторопел тот.

— Да так… — загадочно проронила она и сделала небольшой глоток.

— Когда ты так говоришь, мне становится не по себе.

С деланым равнодушием Алена оглядела зал кафе, того самого, в котором недавно обедала с Ганиным.

— Ну чего ты резину тянешь! — взбесился следователь. — Узнала что-нибудь?

— Так где ты собираешься искать эту книгу? — она поставила чашку на стол.

— Где, где? — проворчал он. — Что ты из меня дурака делаешь. Сам знаю, что только полоумный станет прятать главную улику рядом с местом преступления. Но не могу же я получить санкции на обыск квартир всех работников театра. Поэтому пока поищем в самом театре.

— А что дало изучение биографий?

— Да как и ожидалось: результат — полный, абсолютный, математически идеальный ноль! Кроме справок из наркологического диспансера на львиную долю служащих этого храма искусства, мы ничего не получили. В основном биографии актеров похожи на те, что вы печатаете в своих популярных журналах. С подсобными рабочими, осветителями, сантехниками и уборщицами — вообще темный лес. Многие из них работают в театре больше пяти, а то и десяти лет. Исключение, пожалуй, составляет один рабочий сцены — Василий Ляхин. Этому парню всего 21, он пришел в театр полгода назад. Да и вообще, какое значение может иметь какой-то подсобный рабочий в деле об убийствах. Нам ведь уже понятно, что наш Гамлет — из богемной среды.

— С таким же успехом он может быть просто сумасшедшим театралом, который мечтает поставить «Гамлета» на свой лад, — улыбнулась Алена. — Для начала он выбрал исполнителей. Его не устраивало решение главного, касающееся основных действующих лиц спектакля. И убийце удалось навязать свою волю режиссеру. Ему понадобилось продолжение репетиций — и репетиции возобновились.

— Ты думаешь, что он стремится стать в театре серым кардиналом?

— Пока похоже на то…

— И кто же это может быть, на твой взгляд?

— Кто угодно. Я говорила тебе о своем де жа вю в «Сатириконе»?

— Все уши прожужжала! — хохотнул Вадим. — А еще ты говорила о своей незабываемой встрече с Ганиным. Вот скажи, что понадобилось ему в коридоре во время спектакля, а? — он прищурился.

— Его версия выглядит убедительной. Поставь себя на его место, стал бы ты терпеть приставания какого-то педика?

— Странное совпадение, не правда ли? И не первое, кстати. Журавлев прервал твое интервью, сославшись, что ему срочно нужно с кем-то переговорить. Ушел и не вернулся. Настя показала, что в тот день Илья Ганин как раз за десять минут до конца репетиции вошел в театр. Потом, случай на банкете. Ганину удалось напоить отравленной водкой всех, даже нас с тобой. Но сам он не пил. А наутро Лину нашли задушенной. Теперь случайная встреча в «Сатириконе», где странным образом убили совершенно постороннего посетителя. Прибавь к этому страстное желание Ганина играть Гамлета, и все совпадения выстроятся в один логический ряд!

— Для того чтобы добиться главной роли в спектакле, Илье совершенно не нужно было идти на все эти убийства, — фыркнула Алена. — Он вообще не собирался играть в «Гамлете» после предательства Журавлева.

— Ты же сама говорила, что театр — тот же дурдом. Нормальные люди обижаются и отступают, или обижаются и борются какими-нибудь цивилизованными методами. А человек со сдвинутой крышей может натворить такое, от чего у Чекатило волосы на голове встанут дыбом.

— Хочешь сказать, что у Ганина крыша поехала?

— Как и у всех в этом театре.

— А почему ты забыл про гуру, Марию Клязьмину и Людомирова? У Клязьминой было не меньше причин устроить резню. Людомиров вообще в связи с этими убийствами поднялся от второстепенных ролей до роли Горацио. Кстати, послания от имени Гамлета — это его идея. А гуру…

— Гуру — крепкий орешек. Пять раз уже пытался поговорить с ним, и все без толку. Создается впечатление, что ему плевать на милицию, как и на все мирское. Похоже, положил он и на тот факт, что его могут признать убийцей.

— А что ты еще хотел от духовного лица?

— Я никак не разберусь ни в его сане, ни в самой его религии.

— Спроси у Федорова. Он знает ненамного больше тебя, но такие теории разовьет, что навсегда отобьет желание и близко подходить к гуру.

— И тем не менее ни Клязьминой, ни гуру, ни того же Федорова в «Сатириконе» в час убийства не наблюдалось.

— Я же говорила тебе о своем де жа вю, — напомнила Алена.

— Сколько можно повторять! — скривился Вадим. — Вполне вероятно, что твое де жа вю как раз и было связано с тем, что в толпе ты увидела Ганина?

— Если бы я увидела Ганина, так бы и сказала. И не стала бы прикрываться этим термином.

— Ты могла увидеть сотню знакомых лиц, совершенно не связанных с убийствами.

— Нет, у меня промелькнуло чувство, что я заметила кого-то, кого совсем недавно видела именно в театре. В конце концов, вспомни про песенку Элвиса Пресли: «Ты твердил, что мне показалось, а ведь мне далеко не показалось».

— Это называется ударом ниже пояса, — нахмурился Терещенко. — Запретный прием. Тогда действительно ничего не указывало на наличие песни, кроме твоих утверждений, разумеется.

— Ну, — она развела руками, — и в чем разница?

* * *

— Дьявол! — снова взревел главный. — Почему сцена стоит!

— А чего с ней будет, — лениво отозвался откуда-то снизу совершенно осипший голос главного механика.

— Романов, — проникновенно обратился к нему режиссер, — в этот момент сцена должна крутиться. Или ты забыл?

— Сейчас закрутится, — пообещал тот. — Кто же виноват, что рабочего нет на месте. У нас же все на кнопочках, только кнопочки в разных местах. А сапоги-скороходы мне не положены по должности. Ну нет сегодня у меня рабочего, подумаешь, трагедия — сцена на пять минут опоздала.

— Ты, собачий сын, срываешь мне репетицию, — устало ответил ему главный и, обхватив голову руками, упал на стул.

— Я не обязан каждого приводить на работу за руку. Один отгул просит, потому что похороны, у другого — свадьба, у третьего — зуб болит, четвертый — с похмелья, а я отдувайся за всех. Сколько раз просил увеличить штат.