Читать книгу - "Лучше не возвращаться - Дик Фрэнсис"

— Вплоть до настоящего времени сколько было подобных случаев?

— Четыре — за восемь недель, — Кен тяжело глотнул. — Это просто невозможно.

— И всегда одно и то же?

— Да, более или менее.

— Что значит более или менее?

— Операции проводились не только на брюшной полости. Как я уже говорил, в последний раз я стягивал винтами расколовшуюся берцовую кость. А перед этим был порок дыхательных путей, как в этот раз, с западающей гортанью. Эти две принадлежали Иглвуду, что я и сказал тебе в Стрэтфорде.

— М-м-м… — промычал я, просматривая свои становившиеся все более хаотичными записи. — Ты можешь вспомнить очередность этих операций?

— Значит, так, — Кен задумался. — Жеребец, погибший от инсулина, — первый, пусть даже он погиб не в клинике.

— Угу.

— Потом идет четырехлетка Зои Макинтош.

— Так.

— Потом… лошадь Иглвуда с пороком дыхания.

— Хорошо, — сказал я, — а тебе приходилось делать тюбинг? Я помню, в детстве я был так поражен, что в трахею лошади можно вставить трубочку, с тем чтобы ей было легче дышать, а к ней — пробка, как в ванной. Ее можно закрывать при спокойной ходьбе и вынимать во время галопа.

— Не часто. Здесь это еще иногда делают, но в Америке запрещено выставлять на бегах таких лошадей. Да и тут этому скоро положат конец.

— А здесь был случай, что лошадь с трубкой вбежала в канал и утонула?

— Да, давным-давно, — кивнул он. — В Гранд-Национале. Она забыла повернуть на излучине канала и влетела прямо в воду.

— Это был 1930 год, День дерби, — сказал я, припоминая.

Кен был поражен.

— Откуда ты знаешь?

— У меня хорошая память на тривиа, — это было задумано как шутка, но я понял, что в ней большая доля правды. — А тривиа, — напомнил я, — по-латински буквально означает «три дороги». Там, где встречались три дороги, римляне выставляли таблички с новостями — краткими сообщениями о недавних событиях.

— Боже правый… — удивлялся Кен.

Я засмеялся.

— А что после случая с пороком дыхания?

Он надолго задумался.

— Следующей была лошадь Нэгреббов, принимавшая участие в показательных прыжках. Лошадь, которая наколола себя. Я тебе рассказывал. Дома, во время тренировок она сломала один из барьеров и, когда я приехал, все еще оставалась на поле с деревянной щепкой в фут длиной, которую вогнала себе в заднюю ногу чуть выше колена. Из ноги лилась кровь, а лошадь была возбуждена и старалась избавиться от двух людей, удерживавших ее за гриву. Один из них был конюхом, а вторая — девушка, которая ехала верхом. Она была вся в слезах, что могло только навредить животному. Лошади сразу чувствуют, когда их хозяин встревожен, и реагируют аналогичным образом. Эти животные чуют страх. Они очень восприимчивы. Девушка боялась, что лошадь придется усыпить, а ее папаша прыгал вокруг меня и орал: «Сделайте же что-нибудь!» — чем тоже беспокоил пострадавшую. Они сами довели ее до такого состояния, что сначала мне пришлось ввести ей транквилизатор и подождать, пока она успокоится, что само по себе не очень хорошо. В конце концов я заставил старика Нэгребба увести свою дочь в дом, так как мне вполне было достаточно помощи конюха. Потом я извлек из ноги щепку и внимательно изучил полученные повреждения. К счастью, задеты были только мышцы. Щепа повредила несколько крупных кровеносных сосудов, но не затронула ни одной вены или артерии. Я почистил и зашил рану, наложив прочный шов. Скобки, которые мы использовали, когда оперировали кобылу, для такой раны не годятся. Я сказал Нэгреббам, что нога на некоторое время воспалится и распухнет, но с помощью антибиотиков она должна благополучно зажить. А через неделю я сниму швы. Они хотели, чтобы я пообещал им, что нога будет как новенькая, но разве я мог? Я не знал этого наверняка. Более того, я очень сомневался, но огорчать их тоже не хотел. Я сказал, что должно пройти какое-то время.

Кен замолчал, окунувшись в воспоминания.

— И, как я уже рассказывал, нога благополучно заживала. Я несколько раз приезжал к ним. Снял швы. Дело подходило к концу. Потом мне вдруг позвонили и попросили срочно приехать. Нога раздулась, и бедное животное не могло подняться. Пришлось привезти ее сюда, и уже здесь прооперировать, так как я боялся, что воспалительный процесс заденет сухожилие. Но, как я уже рассказывал, сухожилие к тому времени отошло от кости. Уже ничего нельзя было поделать. Я никогда еще не сталкивался с таким тяжелым случаем. Я попросил Кэри приехать и взглянуть на лошадь, потому что мне казалось, что Нэгребб скорее поверит ему, чем мне. Ведь нам ничего не оставалось, как усыпить лошадь, а она очень славилась в округе. Нэгребб застраховал ее, и мы сообщили страховым агентам, что лошадь нельзя спасти. Они дали свое согласие на усыпление, и я сделал необходимую инъекцию. Вскоре после этого старик Нэгребб начал сетовать, что это я каким-то образом сам повредил сухожилие, когда вынимал щепку. Но я-то знаю, что это не так.

Кен замолчал и открыто посмотрел на меня.

— Я хочу рассказать тебе одну вещь, я ведь обещал, что ничего не скрою. Только не считай меня сумасшедшим.

— Ты не безнадежен, — сказал я.

— Так вот, я буквально заболел этой лошадью, все думал, что же могло произойти с сухожилием. И наконец я понял, что послужило причиной.

— И что же? — спросил я. — Есть такое вещество, называется коллагеназа, — он тяжело глотнул. — После инъекции, скажем, двух кубиков коллагеназы в сухожилие результат был бы аналогичным. — Что ты имеешь в виду? — Речь идет о ферменте, разрушающем коллаген, из которого состоят сухожилия и хрящи.

Я пристально посмотрел на Кена. Он в ответ вопросительно посмотрел на меня.

— Ты не сумасшедший, — успокоил его я.

— Но коллагеназу просто так не купишь в магазине, — продолжал Кен. — Ее поставляют химические предприятия, и она используется только в лабораторных исследованиях. Это довольно опасное вещество. То есть оно разрушает и сухожилия человека. Уж лучше не пытаться вкалывать его себе в вену.

«О Господи», — подумал я.

— Коллагеназу можно купить в концентрированном виде, в маленьких пузырьках, — сказал Кен. — Я узнавал. Достаточно одного кубика воды, чтобы довести ее до нужной концентрации. Потребуется только очень маленькая игла.

«О Господи», — снова подумал я.

— О чем ты думаешь? — спросил Кен.

Я думал о том, что он попал в серьезную переделку, но вслух сказал:

— Продолжай.

— Не забудь, — сказал он, — что в промежутках между этими случаями у меня были десятки других лошадей — скаковых, охотничьих и так далее — и с ними все было в порядке. На каждый несчастный случай приходилось много успешных операций. Несколько раз нам присылали пациентов из других ветлечебниц, и ни одно животное не погибло. Когда я рассказываю о смертельных исходах, то можно подумать, что все они происходили один за другим.