Читать книгу - "Пятый угол - Йоханнес Марио Зиммель"

«Манха» — так звучало слово, которое Томас Ливен чаще всего слышал в течение своего срока заключения. «Манха» в переводе означало «завтра»… Завтра обещали надзиратели, завтра сулил следователь, завтра надеялись узники, месяцами ждавшие для себя хоть какого-то решения.

Ничего не происходило. Но, может быть, завтра все же что-то случится! Надзиратели, следователи и заключенные пожимали плечами, многозначительно улыбались, как фаталисты, и без устали твердили присказку, которая могла бы стать лозунгом всех пенитенциарных заведений этого южного региона: «Завтра — это завтра, благие небеса, мы верим, что судьбы каприз поднесет нам всем сюрприз!»

После своего ареста Томас Ливен сперва угодил в тюрьму для подследственных уголовной полиции на «Тореле», одном из семи холмов, на которых стоит Лиссабон. «Торель» оказался заведением страшно переполненным.

Спустя несколько дней Томаса Ливена по этой причине перевели в «Альджубе», средневековый пятиэтажный замок в старейшей части города. Над входом высился герб епископа дона Мигуэля де Кастро, который, как знает любой образованный человек, пребывал в нашей земной юдоли с 1568 по 1625 годы и превратил это страшное древнее строение в тюрьму для тех духовных лиц, кто совершал прегрешения, подлежащие наказанию. Должно быть, размышлял Томас Ливен по прибытии в узилище, среди португальских клерикалов XVI столетия был высокий процент заслуживающих кары, так как «Альджубе» была огромной тюрьмой.

Сюда теперь полиция доставляла своих заключенных, в том числе нежелательных иностранцев. Однако там пребывало по меньшей мере столько же лиц не по политическим мотивам, а нарушавших параграфы португальского уголовного кодекса. Кто-то находился под следствием, другие были уже осуждены, одни сидели в общих, другие — в отдельных, а третьи — в так называемых привилегированных камерах.

Последние располагались на самых верхних этажах, и обстановка здесь была довольно комфортабельной. Все окна выходили во двор. По соседству расположилось производство чемоданов и сумок некоего господина Теодоро дос Репоса с его известными неприятными запахами, от которых сильно страдали непривилегированные заключенные, особенно в жаркую погоду.

Привилегированные жили не в пример лучше остальных. Они вносили понедельную арендную плату за жилье, как в настоящей гостинице. Размер квартплаты рассчитывался исходя из суммы залога, назначаемого следователем. Она была значительной. За это состоятельных обслуживали в лучшем виде, как в приличных отелях. Персонал был готов по глазам угадывать любое их желание. Само собой, им доставлялись газеты и сигареты, само собой, арестанты могли заказывать себе еду из близлежащих закусочных, рекомендованных надзирателями.

В ожидании приятных привилегий Томас депонировал в управлении тюрьмы значительную сумму наличными. В вопросах питания он поступал так: каждое утро вызывал к себе толстяка повара Франческо и детально обговаривал с ним меню на весь день. После чего тот отправлял своего помощника на закупки. Повар был в полном восторге от «сеньора Жана»: ведь господин из 519-й познакомил его с новыми рецептами и обучил многим кулинарным тонкостям.

Томас Ливен чувствовал себя превосходно. Пребывание в тюрьме он рассматривал как небольшой заслуженный отпуск перед отплытием в Южную Америку.

Отсутствие вестей от Эстреллы нисколько его не беспокоило. Конечно, она прилагала все усилия, чтобы достать билет на пароход…

Неделю спустя после того, как Томас Ливен оказался в тюрьме, к нему подселили сокамерника. Утром 21 сентября 1940 года надзиратель, на подкормку которого Томас средств не жалел, ввел новичка. Томас даже подскочил на своих нарах. Такого ужасного урода он в своей жизни еще не видел. Новоприбывший словно сошел со страниц романа Гюго. Звонарь из Нотр-Дама. Маленький. Горбатый. Хромой. Абсолютно лысый. Лицо бледное, как у покойника, но при этом щеки, как у хомяка. К тому же его рот подергивался в нервном тике.

— День добрый, — сказал с ухмылкой горбун.

— Добрый день, — еле выдавил из себя Томас.

— Меня зовут Алькоба. Лазарь Алькоба, — новичок протянул Томасу волосатую руку, напоминавшую когтистую лапу.

С трудом преодолевая страх и отвращение, Томас пожал ее. Он не подозревал, что в лице Алькобы жизнь подарила ему настоящего друга — верное золотое сердце. По-хозяйски располагаясь на свободных нарах, Лазарь Алькоба заговорил хриплым голосом:

— Эти свиньи прихватили меня за спекуляцию, но на этот раз ничего они не докажут. Рано или поздно им придется отпустить меня. Спешить мне некуда. «Верим, что судьбы каприз»… — он снова усмехнулся.

— Я тоже ни в чем не виноват, — начал Томас, но Лазарь дружеским жестом остановил его:

— Да, да, ты якобы украл браслет с бриллиантами. Чистая клевета, так? Тц, тц, тц — какие злыдни!

— Откуда вам известно…

— Я все о тебе знаю, малыш! Можешь спокойно обращаться ко мне на «ты», — горбун с наслаждением почесался. — Ты француз. Банкир. Крошка, которая тебя заложила, — консульша Эстрелла Родригес. Ты любишь готовить…

— Откуда ты все это знаешь?