Читать книгу - "Прах к праху - Элизабет Джордж"

— Лицевая, — бормотала она, — изнаночная, изнаночная, лицевая.

Дальнейшие уговоры ни к чему не привели, девочка не реагировала, только считала вслух петли. Наконец Джинни сдалась и, в последний раз посоветовав Шэрон заснуть, пошла в комнату сыновей.

Там пахло сигаретным дымом, немытым телом и грязным бельем. Стэн тихо спал в своей кровати, со всех сторон защищенный рядами мягких игрушек. Лежал он, сбросив одеяло и сунув руку в пижамные штаны.

— Он каждую ночь дрочит. Ему никто не нужен. Своего члена хватает.

Слова Джимми донеслись из самого темного угла комнаты, где запах был самым сильным и где вспыхивал красный огонек, освещая уголок губ и костяшки пальцев. Она оставила руку Стэна на месте, лишь укрыла его и тихо сказала:

— Сколько раз я просила тебя не курить в постели, Джим?

— Не помню.

— Успокоишься, только когда сожжешь этот дом до тла?

Он фыркнул в ответ.

Отдернув шторы, Джинни приоткрыла окно, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха. Лунный свет упал на коричневое ковровое покрытие и высветил валявшуюся на полу разломанную модель парусника. Джимми с отцом не один час и не один день провели за кухонным столом, делая чертежи, вырезая, раскрашивая, склеивая. За эту модель Джимми получил приз.

Джинни тихо вскрикнула.

— Какая жалость, Джим. Это Стэн… Джимми подавил смешок. Она подняла глаза.

— Это не Стэн, — сказал он. — Он дрочит, ему не до уборок. Да что там — детские игрушки. Кому они нужны?

Джинни посмотрела на книжную полку под окном. На полу лежали обломки всех остальных моделей.

— Но вы же с папой, — бессмысленно начала Джинни. — Джимми, вы с папой…

— Да, мам? Что мы с папой?

— Это то, что осталось тебе от него, — сказала Джинни. — Эти корабли. В них ты с отцом. В этих кораблях.

— Этот негодяй сдох, так? И какой смысл оставлять о нем память в доме? Лучше начни выкидывать весь этот хлам, мама. Картинки, одежду, книги. Старые биты. Его велосипед. Все выброси. Кому это надо?

— Не говори так.

— Ну конечно! Да я рад, что…

— Я этому не верю, Джим.

— Почему? Тебе-то что, мам? — Вопрос прозвучал резко. Он повторил его и добавил: — Ты жалеешь, что его не стало?

— У него был трудный период. Он пытался разобраться в себе.

— Ну да, как и все мы. Только мы разбираемся, не трахая при этом какую-то шлюху.

Джинни порадовалась темноте. Темнота прятала и защищала.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я знал. Про отца. Про эту его блондиночку. Про великие духовные поиски папочки, которыми он якобы занимался, а сам тем временем как следует вставлял ей. Искал себя. Какой же двуличный подонок!

— Чем он занимался с… — Джинни не могла назвать это имя, только не сыну. Чтобы успокоиться, она сунула руки в карманы халата, в правом обнаружилась скомканная бумажная салфетка, в левом — расческа с недостающими зубьями. — Ты тут был ни при чем, Джимми. Это касалось наших с ним отношений. Тебя он любил, как и прежде. И Шэр и Стэна тоже.

— Поэтому мы и поехали, как он обещал, на прогулку по реке, да, мам? Наняли катер и поплыли по Темзе. Увидели шлюзы, лебедей. Остановились в Хэмптон-Корте и побегали по лабиринту. Даже помахали королеве, которая стояла на мосту в Виндзоре, специально поджидая, чтобы мы пропыли мимо и сняли шляпы.

— Он действительно хотел взять тебя на реку. Ты не должен думать, что он забыл.

— И на Хенлейскую регату. Ее мы тоже видели, или я ошибаюсь? В лучших шмотках. Корзина набита нашей любимой едой. Чипсы для Стэна. Кукурузные шарики в шоколаде для Шэр. «Макдоналдс» для меня. А когда съездили туда, мы отправились в большое путешествие на мой день рождения — Греческие острова, яхта, и только мы с папой.

— Джим, ему нужно было разобраться в себе. Мы с твоим отцом были вместе с детства. Ему требовалось время, чтобы понять, хочет ли он продолжать наши отношения. Но со мной, со мной, а не с тобой. В его отношении к вам, детям, ничего не изменилось.

— Да, конечно, мам. Ничего. — Джимми тихо фыркнул.

От этого звука по спине Джинни пробежал холодок.

— Джимми, — проговорила она. — Мне нужно кое о чем тебя спросить.

— Валяй, мам. Спрашивай, что хочешь. Но я ее не трахал, если ты об этом. Папочка был не из тех, кто делится добром.

— Ты знал, кто она такая.

— Может, и знал.

Она стиснула салфетку в кармане, принялась отщипывать от нее клочки. Ей не хотелось знать ответ, потому что она уже знала его. Тем не менее вопрос она задала.

— Когда отец позвонил тебе и отменил путешествие на яхте, что он тебе сказал? Джим, ответь мне. Что он сказал?

Из темноты выскользнула рука Джимми. Он взял что-то лежавшее рядом с игрушечным веслом. Зажег спичку и держал ее перед своим мертвенно-бледным лицом. Он смотрел прямо в глаза матери, пока спичка не догорела. Когда пламя лизнуло его пальцы, он не дрогнул. И промолчал.

Линли наконец нашел место на Самнер-плейс. Сержант Хейверс назвала бы это парковочной кармой.

Ночь была чудесной, росисто-прохладная тишина изредка нарушалась автомобилем, проезжавшим по Олд-Бромптон-роуд. Линли спустился по Самнер-плейс, внизу, рядом с маленькой часовней, перешел улицу и направился к Онслоу-сквер.

Свет в квартире Хелен горел только в одном окне. Она оставила лампу в гостиной, в маленьком эркере, выходившем на площадь. Увидев это, Линли улыбнулся. Хелен знала его лучше, чем он сам.

Он поднялся в квартиру. Хелен читала, пока не уснула, потому что на покрывале, обложкой вверх, лежала раскрытая книга. Линли взял ее, но в почти полной темноте не смог разобрать названия и убрал книгу на прикроватный столик, воспользовавшись вместо закладки золотым браслетом Хелен. И посмотрел на нее.

Она лежала на боку, подложив под щеку правую руку, ресницы темнели на фоне кожи. Губы сжаты, словно ее сны требовали сосредоточенности. Прядь волос спустилась от уха к уголку рта, и когда Линли убрал ее, Хелен пошевелилась, но не проснулась. Он улыбнулся — сон у нее всегда был удивительно крепкий.

— Кто-нибудь проникнет сюда, унесет все твои вещи, и ты даже не узнаешь, — сказал он как-то. — Ради бога, Хелен, в этом есть что-то ужасно нездоровое. Ты не засыпаешь, а просто теряешь сознание. По-моему, тебе нужно обратиться к врачу.

Тогда она засмеялась и потрепала его по щеке.

— Вот преимущество абсолютно чистой совести, Томми.

— Мало тебе будет от нее проку, если ночью в доме начнется пожар. Тебя, наверное, и сиреной не разбудишь, а?

— Должно быть. Какая жуткая мысль. — Она на мгновение посерьезнела, потом, просияв, произнесла: — Ага, но ты-то проснешься, правильно? А значит, мне следует подумать о том, чтобы держать тебя поблизости.