Читать книгу - "Грехи маленького городка - Кен Джаворовски"

пасти, или о копе, который, возомнив себя Бейбом Рутом[4], со всей дури нанес мне коронный удар дубинкой по коленному суставу, да так, что нога в другую сторону выгнулась.

Я все это к тому, что мне доводилось испытывать боль. Но когда преподобный перенес все двести семьдесят пять фунтов собственного веса на несколько квадратных дюймов каблука ботинка и надавил на мою истерзанную, замотанную скотчем икру, я решил, что у меня либо случится разрыв сердца, либо лопнет крупный кровеносный сосуд в сером веществе мозга. По счастью, я потерял сознание.

Но уже через минуту или две очнулся. Отец Глинн вышел на кухню, взял кастрюлю с остатками пригоревшей консервированной бурды, которую я сжег накануне, и набрал в нее воды из-под крана. Когда он выплеснул воду мне в физиономию, я пришел в себя, застонал и сразу же захотел снова лишиться чувств.

– Хочешь, чтобы я еще раз на тебя наступил? – спросил священник.

У меня не было ни малейшего желания взбесить его ядовитым ответом. Я только помотал туда-сюда головой, не поднимая ее с пола.

– Отлично. Ты учишься. Теперь я собираюсь задать несколько вопросов. И не забывай: я двадцать с лишним лет работал с наркошами, ворами и прочими разновидностями лжецов, какие только есть на свете. Стоит тебе погрешить против истины, я сразу пойму. Дошло?

– Да.

– Ты мне веришь?

– Верю, – честно подтвердил я. Этот мужик был больным психом. Но при этом проницательным.

– Очень хорошо. Теперь скажи, куда ты дел альбомы с фотографиями.

– Мне нужно чего-нибудь попить. Не дадите мне глоток воды? Пожалуйста.

Он снова вернулся в кухню, набрал в ту же грязную кастрюлю воды из-под крана и принес мне. Я взял ее и сделал несколько глотков, хотя там и плавали всякие ошметки.

– Ну вот, воду ты получил. Итак, где вещи, которые ты украл?

– Я взял дипломат из вашей машины. Потом побежал по улице и спрятал в заброшенном доме.

– Улица какая?

– Не знаю.

Он занес ногу, собираясь опять наступить мне на рану, и я взвыл, как трусливый пес, лишь бы избежать новой боли:

– Стойте! Это правда! Но я помню, где находится нужный дом! Помню! Не знаю только названия улицы. Альбомы там, клянусь!

Отец Глинн вернул ногу в прежнее положение.

– Дальше.

Я взял кастрюлю и отпил из нее еще воды.

– Я оставил их в заброшке. Спрятал. Не хотелось нести их сюда.

– И как ты собираешься вернуть альбомы?

– Схожу за ними завтра. Когда рассветет. В смысле, фиг знает, найду ли я дом сейчас, в темноте. И даже если найду, внутри заброшки нет света, а сама она вот-вот рухнет.

Я знал, что смогу найти нужное место, но мне требовалось пространство для маневра. Опасливо проверив, купился ли отец Глинн на мою ложь, я увидел, что да.

– Продолжай.

– Ну вот, как рассветет, вернусь туда. Достану фотки и сразу отдам вам.

– Пойдешь сегодня.

– Я ходить не могу! Гляньте на мою ногу. Подо мной лестница проломилась. Вы хотите шариться в темноте по заброшке? Хотите, чтобы народ заметил, как вы, священник, лезете в чужой дом?

Он обдумал мои слова. Я специально поделился с ним своими мыслями, чтобы он стал думать в том же русле.

– Завтра утром я первым делом добуду фотки и принесу вам. Оставьте ваш номер телефона. Я пойду туда, возьму альбомы и позвоню. Клянусь, блин.

– Я сам тебе позвоню. У меня есть твой номер. – Преподобный посмотрел на меня, будто ожидая вопроса.

– Что? – не понял я.

– Разве тебе совсем не любопытно, где я взял твои адрес и телефон?

– Ах, прошу прощения! Но сейчас мое любопытство немного притупилось от этой сраной кошмарной боли. Так что, знаете, приношу свои извинения, что не спросил. Но зуб даю, что вы и так со мной поделитесь.

– В церкви ты сказал, что тебя ко мне направил шеф полиции Крайнер. Мы с ним друзья. Я позвонил ему и попросил твои данные, якобы куда-то их засунул.

– Ясно. Хорошо, когда есть такой друг.

– В разговоре я намекнул шефу, что от тебя может быть много проблем. Сказал, что ты закоренелый лжец, что у тебя в голове бродят всякие жестокие мысли о представителях власти, включая меня. И что ты якобы признался в незаконном проникновении в чужие дома. Мол, по моей профессиональной оценке, тебе вообще нельзя доверять, особенно учитывая, что ты наркоман и, вероятно, не раз попадал под арест. Поэтому, если собирался идти в полицию, лучше подумай еще разок. А если вдруг возомнил, что мне не удастся убить тебя и выйти сухим из воды, – рискни здоровьем. Я скажу, что ты сам на меня напал. Пора понять, что твоя игра уже проиграна.

– Я не играю ни в какие игры.

– Это хорошо. Так когда я получу снимки?

– Завтра.

– Я тебе позвоню с утра.

– Лучше ближе к полудню, – попытался я. – Знаете, чтобы я успел добраться до тайника и все такое.

Ему не понадобилось угрожать или изображать из себя крутого. Я давно заметил, что большинство ребят, которые много выпендриваются, на самом деле просто ничтожные засранцы. Опасаться надо спокойных и молчаливых.

Священник направился к двери, но прежде чем он успел выйти, я выкрикнул:

– А как же деньги?

– Кое-что ты получишь, – кивнул он.

– Может, аванс? Понимаете, на случай, если мне понадобится взять такси, с моей-то ногой, купить еды или еще чего.

Он открыл кошелек, вытащил купюры (двести долларов, как выяснилось потом, когда я их пересчитал) и позволил деньгам спланировать на пол рядом со мной. А затем распахнул входную дверь.

Прежде чем выйти, отец Глинн еще раз оглядел меня – потрепанного, бесполезного наркомана в завязке. Я заметил его отвращение. Высокомерная самодовольная улыбка преподобного означала, что он победил, что он и ему подобные всегда выигрывают и, если потребуется, он готов снова и снова мне это демонстрировать. Его ухмылка вынудила меня немедленно отказаться от замысла привлечь полицию. Такие мерзавцы неизменно находят способ откреститься от своих преступлений. Но преподобный сам подписал себе приговор, когда я увидел в его альбоме фотографию мальчика с синдромом Дауна. А потом месть стала для меня личным делом, когда отец Глинн заявился сюда, где когда-то жила моя семья, и стал трогать вещи, которых касались любимые мной люди.

Тем временем священник вышел из дома. Слышно было, как завелся двигатель машины, как потом она уехала.

Через несколько минут я сумел принять сидячее положение. Скотч размок от крови, которая просачивалась наружу; если рана и начала затягиваться, все пошло