Читать книгу - "Солнечная буря - Оса Ларссон"

— Он не мой Юхан. Благодарность и послушание, а то не будет никакой информации.

— Я благодарна и послушна. Рассказывай.

— О’кей, он сказал, что община указала в анкете «особая задача».

— Черт!

— Слушай, мне никогда не приходилось иметь дело с общественными организациями и фондами. Что это значит? — спросила Мария.

— Что это некоммерческая организация, работающая ради общественного блага, которая освобождается от налога на доходы и налога на имущество. В этом случае они не подают в налоговую никакой декларации и никакого отчета. Про них ничего невозможно узнать.

— Что касается Виктора Страндгорда, то у него была очень скромная зарплата от прихода. Юхан проверил его за последние два года: никаких других доходов, никакого имущества, недвижимости или ценных бумаг.

Во дворе появился Сиввинг: меховая шапка была надвинута на уши, а за собой он волочил мощную лопату для разгребания снега. Собаки понеслись ему навстречу и игриво запрыгали рядом. Ребекка помахала ему, но он смотрел себе под ноги и не заметил ее.

— Пасторы заколачивают по сорок пять тысяч в месяц.

— Нехилая зарплата для пастора!

— У Томаса Сёдерберга приличный портфель акций — примерно на полмиллиона. Кроме того, он владеет незастроенным участком в Вермдё.

— Вермдё — в окрестностях Стокгольма? — переспросила Ребекка.

— Да, оценочная стоимость четыреста двадцать тысяч. На самом деле может стоить и в три раза больше. Оценочная стоимость дома Весы Ларссона — одна целая две десятых миллиона. Он построен совсем недавно. Экспертная оценка стоимости была проведена в прошлом году. Еще у него кредит на миллион. Видимо, под залог дома.

— А Гуннар Исакссон?

— Ничего особенного: немного облигаций, немного сбережений на банковском счете.

За спиной Ребекки появился Сиввинг.

— Алло! — шумно поприветствовал он ее. — Ты что — сама с собой разговариваешь?

— Подожди минутку, — сказала Ребекка Марии и обернулась к Сиввингу.

Над шарфом виднелась лишь узкая полоса его лица, на меховой шапке уже лежал целый сугроб.

— Я говорю по телефону. — Она показала шнур от гарнитуры. — Не могу выехать — когда я попыталась завестись, машина забуксовала на месте.

— Ты говоришь по телефону на веревочке? — переспросил он. — Боже милосердный, скоро телефон будут вживлять младенцам под черепушку уже в роддоме. Говори, говори, я пока раскидаю снег.

Он стал водить лопатой перед машиной.

— Алло! — сказала Ребекка в телефон.

— Я тебя слышу, — ответила Мария. — Община не имеет никакого имущества, однако я проверила пасторов и членов их семей. Пасторские жены являются совладельцами торговой компании «Торговый дом «Виктори-Принт»».

— Ты их пробила по базе?

— Нет, но решения об оценочной стоимости являются общедоступными, так что ты можешь сама прокатиться до ближайшего отделения налоговой службы. Мне не хотелось снова обращаться к Юхану. Ему не очень понравилось, что пришлось запрашивать данные из трансакционной сети другой налоговой службы.

— Огромное спасибо! — воскликнула Ребекка. — Сейчас я должна помочь Сиввингу разгребать снег. Созвонимся.

— Будь осторожна, — сказала Мария и положила трубку.

* * *

Ночь медленно покинула Санну Страндгорд, ускользнула через толстое стекло окна и тяжелую стальную дверь, освобождая место беспощадному дню. Пройдет еще некоторое время, прежде чем снаружи станет светло. Слабый отсвет фонарей просочился в окно, повис под потолком. Санна лежала неподвижно на своем матрасе.

«Еще немножко», — попросила она, но сладкий сон уже улетучился.

Лицо во сне онемело. Выпростав руку из-под одеяла, она приложила ее к губам, постаралась представить себе, что это не рука, а мягкие волосы Сары. Вдохнула, вспоминая запах Ловы: от нее по-прежнему пахнет как от маленького ребенка, хотя она уже подросла. Тело расслабилось, погрузилось в воспоминания. Спальня в ее квартире, они все вчетвером в постели: Лова, обнимающая ее за шею, Сара, свернувшаяся калачиком у нее за спиной, и Чаппи, лежащая в ногах у Сары. Маленькие черные лапы подергиваются, словно собака во сне продолжает бежать. Все эти воспоминания — как татуировка на теле, они навсегда останутся на ее руках и губах. Что бы ни случилось, тело будет помнить.

«Ребекка, — подумала она. — Я не должна потерять их. Ребекка все устроит. Я не буду плакать. Слезы не помогут».

Час спустя дверь камеры осторожно приотворилась. В щель проник яркий свет, кто-то окликнул ее шепотом:

— Санна, вы уже проснулись?

Это была Анна-Мария Мелла — полицейский с длинной косой и большим животом.

Санна откликнулась, и лицо Анны-Марии появилось в дверном проеме.

— Я хотела спросить — вам нужен завтрак? Чай и бутерброд?

Санна согласилась, и Анна-Мария исчезла из виду, оставив дверь приоткрытой.

Из коридора до Санны донесся недовольный голос охранника:

— Черт подери, что ты делаешь, Мелла?

А затем голос Анны-Марии:

— Ой, да перестань. Что она сделает — выбежит сюда и проломит головой бронированную дверь?

«Она хорошая мать, — подумала Санна. — Всегда оставляет дверь приоткрытой, чтобы дети слышали, как она возится в кухне. И оставляет ночник включенным, если они боятся темноты».

Через некоторое время Анна-Мария вернулась, неся в одной руке два бутерброда с огурцом, а в другой — кружку с чаем. Под мышкой у нее была толстая папка, дверь она затворила за собой ногой. Кружка с оббитыми краями когда-то принадлежала «лучшей в мире бабушке».

— Ой, спасибо! — воскликнула Санна и села. — Я думала, в тюрьме держат на хлебе и воде.

— А это и есть хлеб и вода, — рассмеялась Анна-Мария. — Можно присесть?

Санна сделала приглашающий жест в сторону ножной части матраса, и Анна-Мария присела. Папку она положила на пол.

— Опустился, — сказала Санна, прихлебывая чай, и кивнула в сторону живота Анны-Марии. — Значит, уже скоро.

— Похоже, — улыбнулась Анна-Мария.

Некоторое время обе молчали. Санна ела бутерброды, откусывая маленькие кусочки. Огурец хрустел на зубах. Анна-Мария смотрела через окно на снегопад.

— Убийство вашего брата, как бы это лучше выразиться, имеет религиозный характер, — задумчиво проговорила Анна-Мария. — В каком-то смысле оно было ритуальным.

Санна перестала жевать. Кусок бутерброда встал во рту, как ком.

— Выколотые глаза, отрезанные руки, многочисленные ножевые раны, — продолжала Анна-Мария. — Место, где лежало тело, — прямо в проходе, ведущем к алтарю. И никаких признаков борьбы.