Читать книгу - "Главная роль Веры Холодной - Виктор Полонский"

Чувствовалось в девушке нечто-то такое, самоотверженно-целеустремленное, восторженное и одновременно решительное. Орлеанская дева с рязанским лицом…

До начала доклада оставалось около четверти часа. За это время Вера успела обойти в сопровождении девушки, которую звали Ольгой, все помещение, занимаемое Лигой (всего-то пять комнат, правда, одна большая, человек сорок рассадить можно, если стулья тесно поставить), поздороваться с Эмилией, вступить в Лигу с уплатой годового членского взноса в три рубля, сделать пожертвование на нужды газеты «Союз женщин» (еще пять рублей) и узнать тему сегодняшнего доклада. Тема звучала длинновато и немного нескладно, но в то же время интригующе – «Исторические предпосылки ярма социального рабства женщин и путь к избавлению от него». Вера озаботилась тем, чтобы занять место в первом ряду, но, собственно, только первый из шести рядов стульев и был занят, если не считать двух дам, сидевших во втором ряду. Веру весьма удивило отсутствие Эмилии. Сама ведь говорила, что доклад ожидается очень интересный. Впрочем, ее могли отвлечь какие-нибудь дела, рассудила Вера. Занятой ведь человек.

Половина из сидевших в зале разложили на коленях тетрадки, а в руках держали карандаши – приготовились конспектировать. Вера подумала о том, что хорошо бы завести привычку носить при себе блокнот и карандаш. Не для конспектирования докладов, а потому что это удобно. Пришла в голову умная мысль – записывай ее сразу в блокнот, чтобы не забыть.

За время доклада, который растянулся на добрых полтора часа, Вера поняла про Лигу все. Досконально. Заодно чуть не умерла от скуки, потому что как доклад, так и получасовое его обсуждение были совершенно неинтересными. Докладчица, сухопарая дылда с тугим узлом на затылке (ну просто классический «синий чулок», ни отнять, ни прибавить), громоздила настолько длинные фразы, что, пока дойдешь до конца, забудешь, с чего начиналось. Вдобавок она обожала употреблять разные заумные слова. В итоге Вера, бывшая далеко не самой глупой ученицей в гимназии (и это еще очень скромно сказано), напряженно вслушиваясь, понимала далеко не все, а только малую часть. А если перестать вслушиваться, так создавалось впечатление, что доклад читается на каком-то совершенно незнакомом языке, каком-нибудь арамейском или халдейском. Вопросы (а их хотя бы по одному) задали докладчице все, кроме Веры, мудреной заумностью не уступали докладу. Чувствовалось, что слушательницы не столько хотят спросить или уточнить, сколько блеснуть своим умом, показать всем, что они тоже не лыком шиты и не лаптем щи хлебают.

– Вы считаете, что женское движение, обостряющее в нас инстинкты солидарности и сознание общности человеческих интересов, учит нас не только отстаивать свои права, но и уважать чужие. Но как быть с правами мужчин? Разве они достойны уважения?

– Они достойны уважения только в той мере, каковая не входит в противоречие с нашими собственными правами, поскольку столкновение интересов избавляет нас от необходимости идти на какие-либо уступки, продиктованные принципами демократии, и вообще позволяет нам не соблюдать эти принципы, поскольку они не соблюдаются в отношении нас…

Ну-ну. Это называется «огород городить». Верино мнение о сторонницах женского равноправия изменилось, но на основании одного лишь доклада делать выводы было бы преждевременно, поэтому она с удовольствием приняла приглашение Эмилии выпить с ней чаю. Судя по всему, подобных приглашений удостаивались лишь избранные, потому что чай они пили вдвоем, в кабинете Эмилии, розово-золотом, увешанном картинами и фотографиями. Розовыми были обои, позолотой блистали рамы, на столе Эмилии в высокой фарфоровой вазе тосковала одинокая черная роза, Вера так и не поняла, искусственная или настоящая. Чай пили по-английски, без самовара, из чайников. Сервиз был украшен сценами псовой охоты и оттого смотрелся здесь как-то неуместно. Подавала чай Ольга. Как догадалась Вера, она была здесь за прислугу.

– Сестры дежурят по очереди, – пояснила Эмилия, перехватив взгляд Веры. – У нас равноправие, я тоже хотела дежурить, но они решили, что у меня много других дел. Дел действительно много, невпроворот…

Чай тем не менее она пила медленно, с чувством, толком, расстановкой, нисколько не торопясь. Варенье брала из розетки понемногу, смаковала. Варенье было подано трех сортов – малиновое, грушевое и сливовое. Сливовое, которое Вера попробовала первым, оказалось настолько приторным, что остального и пробовать не захотелось.

– Как я вам завидую! – Для того чтобы показать, насколько велика ее зависть, Вера закатила глаза и покачала головой: – Так хочется заняться делом! Настоящим делом!

На слове «настоящим» она сделала ударение.

– Только настоящим! – кивнула Эмилия. – Довольно уже нам заниматься никчемными делами, быть рабынями домашних очагов и статистками на второстепенных ролях!

Насколько Вере было известно, статисты в театрах играют не второстепенные роли, а роли самого низшего разряда, чаще всего без слов, а если и со словами, то с такими, как: «Кушать подано» или «Приехали их светлость». Впрочем, видно, что Эмилия оседлала любимого конька, вон как глаза сразу же загорелись, а в таком состоянии можно и не то сказать. Вера даже попеняла себе за занудство. Что за манера, в самом деле, цепляться к разным мелочам, обращать внимание на каждую оговорку? Слово «дотошность» недаром созвучно со словом «тошнота». В прямом смысле становится тошно от такого занудства! С другой стороны, если не обращать внимания на мелочи, то никогда не поймешь, что тебя обманывают. Истина проявляется в мелочах. Вот, например, по выражению «статистки на второстепенных ролях» видно, что Эмилия далека от театра. Если она вдруг начнет рассказывать, что когда-то играла на сцене, то вряд ли стоит этому верить.

Про сцену Эмилия больше не упоминала. Минут десять, не меньше, она, не жалея красок, рисовала картину всеобщего блаженства, которое настанет сразу же после того, как женщины обретут равные права с мужчинами. Несколько раз назвала Лигу равноправия «лигой женской мечты» или просто «лигой мечты». Закончив, пристально-вдумчиво посмотрела на Веру, словно решая, какую пользу может она принести, и предложила:

– Вы, как интеллигентная женщина с острым живым умом, могли бы заняться просветительской работой. Выступать с докладами, проводить дискуссии. Не сразу, конечно, вначале надо освоиться, но со временем у вас получилось бы, я уверена. Нам не хватает популярности в фабричных кругах. Это же такое поле для деятельности! Взять хотя бы фабрику товарищества Эйнем или Прохоровскую мануфактуру. Там работают сотни женщин, и всем им платят меньше, чем мужчинам, выполняющим ту же работу. Вот где поле непаханое, луга некошеные! Если нам удастся заронить в их умы понятие о равноправии с мужчинами…

«Не доверяет? – подумала Вера. – Или в этом-то и заключается вся деятельность Лиги – доклады, дискуссии?» Эмилия говорила убежденно, смотрела в глаза прямо, во всяком случае, на первый взгляд (и на второй тоже) впечатления неискренности не оставляла. Но Вере хотелось большей ясности и полной уверенности. Поэтому, как только Эмилия сделала паузу, для того чтобы перевести дух, она сказала, понизив голос и, словно невзначай, оглянувшись на дверь: