Читать книгу - "Игра против правил - Александр Сергеевич Рыжов"

Ее дыхание обожгло ему ухо, шепот стал еще горячее:

— Живи у меня! Тебе некуда идти, а здесь ты в безопасности…

— Если узнают, что ты меня прячешь, тебе не поздоровится.

— Кто узнает? Следователям и в голову не придет… — Она схватила его за плечо, с неожиданной силой развернула лицом к себе. — Оставайся!

«Сторожить тебя, что ли?» Это едва не соскочило у него с языка, но опять удержался. Елки зеленые, что происходит? Почему он потерял способность говорить, что хочет? Неужели на него все еще действуют ее чары?

Юля не умолкала:

— Я тебя люблю! Многое передумала после того, как мы расстались… Это было нелепо, я не должна была так поступать…

— Но поступила! — выговорил Алексей. — Мы расстались из-за тебя…

— Не из-за меня! Это папа… Я не хотела… а он уговорил, сказал: бросай его… то есть тебя… у него нет будущего! Я долго не решалась, но он каждый день мне твердил, и я послушалась… Это был самый плохой поступок в моей жизни, но я верила папе, он всегда желал мне счастья…

Касаткин смотрел в ее влажные, бликовавшие в отсветах настольной лампы глаза, силился отыскать в них неискренность, но не находил.

Она и сейчас не лгала. На память ему пришли давние сцены: как он сидел дома со сломанной рукой, а она приносила ему продукты, кормила-поила-ухаживала… И позднее, когда профессор отбыл в командировку, — разве не славно они проводили время вдвоем? Разве не любовь тогда двигала ею?

«Я же не чурбан, — сказал себе Касаткин, — уловил бы фальшь». Она на полном серьезе собиралась стать моей женой. Но профессору эта партия никогда не нравилась, и нетрудно вообразить, какие воспитательные беседы он проводил с дочерью в отсутствие жениха. А затем произошел казус с изгнанием из команды, и Миклашевский ухватился за эту причину обеими руками. Да, так и было… Но теперь он умер и, значит, нет никаких препятствий между любящими сердцами…

Эк занесло в лиризм! Едва Касаткин подумал про любящие сердца, как Юля вжалась в него упругой грудью и впилась в его губы. И он услышал стук ее сердца — частый, громкий.

А еще услышал, как открылась дверь кабинета — на этот раз не беззвучно, а с чуть различимым скрипом.

Алексей оторвал от себя Юлю, посмотрел поверх ее головы. В дверном проеме стояла Анка. Она была одета, будто и не собиралась ложиться. Трикотажная, без изысков, кофта, шерстяная юбка по погоде — все это не шло ни в какое сравнение с облачением Юли, уже наполовину совлеченным с молочно-белых плеч.

Касаткина прошиб ледяной пот. Анка видела, как Юля обнимала и целовала его. А если видела, то ничего не изменить, не переиграть, не оправдаться…

Юля тоже повернулась к двери. Вот уж кто не испытывал ни малейшего замешательства! Выражение превосходства на лице, мелькавшее во время чаепития на кухне, она теперь не считала нужным утаивать — давала сопернице понять, что выиграла сражение. Не стала и ночнушку, съехавшую с груди, подтягивать — смотрите, завидуйте!

Анка, так и не переступив порог кабинета, захлопнула дверь. Касаткин сорвался с дивана. От беспардонного толчка Юля повалилась на подушки, вскрикнула пискляво:

— Ты что делаешь?!

Да пошла ты! Алексей, не слушая ее, влетел в дверь, но та не поддалась. Кабинет закрывался на замок, а ключ торчал снаружи. Анка ухитрилась, убегая, повернуть его. Касаткин разбежался, врезался в дверь, словно таран. Затрещали и посыпались резные филенки, дубовое полотно дало трещину. Касаткин, презрев боль в ушибленном локте, долбил и долбил, покуда не высадил дверь.

Колотили по батарее разбуженные адским грохотом соседи, но ему было наплевать на них, равно как и на рыдавшую на диване Юлю.

Он выбежал в прихожую. Анка, выиграв время, покинула квартиру, он не увидел ни ее верхней одежды, ни обуви. Наспех натянул на себя пальто Хряка, сунул ноги в сапоги.

— Постой! — истошно выкрикнула сзади Юля, и под ее ногами захрустела вывалившаяся дверь кабинета.

Касаткин не обернулся, выскочил на лестницу. Лифта дожидаться не стал, побежал вниз, прыгая через три ступеньки.

По ночному Кронверкскому проспекту мела метель, сырые хлопья облепливали столбы, стены, редких прохожих. Касаткин вертел головой, до рези вглядывался в мглистый морок в надежде заметить маленькую фигурку, семенящую вдаль, но видел лишь незнакомых людей, уродливо сгорбленных под ветром. Внутри все заныло, он вскинул к беспросветному небу руки с растопыренными пальцами, точно всеми десятью грозил тому, кто подстроил такую каверзу.

Как можно было подумать, что Юля его любит! Она бездушная предательница. Если и не соврала сегодня, жалуясь на деспотизм отца, то это ее тоже не красит. Взрослая самостоятельная женщина, способная решать свою судьбу без оглядки на других. Родитель, безусловно, наиважнейшая персона для каждого человека, но кто давал ему право определять, с кем дочке будет хорошо, а с кем нет? Он не помещик, а она не крепостная. Побоялась отцовского гнева? Да нет, не гнева, а того, что осерчавший папашка выгонит ее из комфортабельной квартиры и лишит довольствия. Вот что ее страшило. А после его смерти, сделавшись владелицей всего движимого и недвижимого имущества, осмелела и снова принялась подкатывать к отправленному в отставку жениху.

Вон, вон из ее дома!

Алексей шел по проспекту, весь в снеговых хлопьях, обуреваемый эмоциями. Куда шел? Да хэ его зэ, как любил выражаться Петрович, когда к нему приставали корреспонденты с вопросом, какое место займет «Аврора» в нынешнем сезоне.

Его не заботило, где он проведет остаток этой злополучной ночи, что будет завтра есть, как скрываться от милиции. Под надвинутой на брови шапкой долбилось одно-единственное: надо найти Анку, надо найти ее!

Куда она подалась? К себе домой? Сомнительно. Там вернее всего нарваться на засаду, они это весь вечер обсуждали, пока шли к Миклашевским. К друзьям-музыкантам? Но они в большинстве своем должны быть уже переловлены и посажены в предвариловку.

Касаткин терялся в догадках, а между тем настала самая глухая ночная пора. Мороз крепчал, пурга не утихала. Проспект, оживленный в ночные часы, стал совсем пустынным. Алексей сбавил шаг — брел по тротуару, втянув голову в плечи и спрятав руки в рукава пальто. Раза три мимо проезжали патрульные машины, одна даже ход замедлила, и он спрятался в подворотне.

Так не годится. Либо околеешь, либо опять угодишь в застенки.

Вариант возвращения в квартиру Миклашевских исключался, и Алексей зашел в первый попавшийся подъезд. Здесь было грязно, зато относительно тепло. Он поднялся на верхний этаж и сел на лестницу, привалившись боком к