Читать книгу - "Королева сыска - Галия Мавлютова"

— Ну и что? Марьев, по моему личному мнению, мертв, мертвее не бывает, и… — и тут Григорцев догадался, куда клонит Юмашева. — Ты думаешь, его замочил тот самый…

— Да, думаю, — подхватила Гюрза. — Хочешь спросить, какие имеются к тому основания?

— Хочу.

— А я отвечу. Их немного. Во-первых, профессионализм киллера в обоих случаях. Во-вторых, одна и та же самоуверенность, граничащая с наглостью. Василий, ты знаешь, что это не пустой звук. У каждого киллера свой почерк, и одна из его составляющих — именно уверенность в себе. У разных убийц она разная, а в наших случаях — совпадает. В-третьих, маскарад. И там, и там можно было, в принципе, обойтись без переодеваний и перевоплощений, ан не обошелся. И, в-четвертых, близость убийств к одному субъекту. Они, заметь, лежат слишком близко от одного человека, человека мафии, чтобы не задуматься, а случайно ли это?

Ты не будешь спорить, Василий, что такое уж бывало на нашем с тобой веку, когда сначала гражданин «заказывал» киллеру кого-то, а потом его самого «заказывали» тому же наемному убийце? — Подполковник спорить не стал. — Это все, Василий, а дальше — нюх. Милицейское чутье. Будешь оспаривать, что оно у меня есть?

— Не буду. И все равно не вижу, какую выгоду из этого можно извлечь. Ну, один и тот же киллер, ну и что?

«Действительно, ну И что?» — согласился с вопросом начальника внимательно слушавший Виктор.

— Мафия-то одна и та же, — удовлетворила любопытство коллеги Юмашева. — Киллер, значит, у нее свой, домашний. Его услугами пользовались, пользуются и избавляться от него после убийства Марьева не стали. Наемник наш ходит вокруг да около этой мафии. Значит, его можно вычислить и достать.

— И доказать причастность? — уточнил Григорцев, скептически хмыкнув и покачав головой. — Работы на год. Для ударной бригады сыщиков. Свободных ото всего остального.

— Год не прошу, — серьезно сказала Гюрза. — Неделю.

— Неделю, — повторил вслед за ней начальник отделения. — Даю неделю. Эх, даже десять дней могу. Если увязнете — значит, увязли. Но учти, Гуля, даю только из любви к тебе.

Виктору показалось, что Василий Данилович произнес «из любви» не совсем уж нейтральным голосом. Похоже, что начальник и сам что-то такое почувствовал, потому что поспешил добавить:

— Из любви к нашей боевой молодости. Ладно уж… Тогда по молодости за считанные дни, бывало, и не такие чудеса творили…

5.12.99, день

«Это называется — пока жареный петух куда-то не клюнет», неодобрительно покачал головой Виктор, однако улыбку сдержал и подчинился требованию охранника: раскрыл краснокожее удостоверение, дабы тот смог сопоставить фотографию с оригиналом и убедиться в их идентичности. Охранник сопоставил и убедился, после чего раскрыл дверцу в металлических воротах и отступил на шаг.

Его напарник стоял возле будки по правую руку.

Курил. Оба стража были в серых полушубках с надетыми поверх бронежилетами и при автоматах: оба скучали неимоверно, до зевоты, однако виду не подавали. Хотя, конечно, поговорка насчет жареного петуха и им приходила в голову — по десять раз на дню.

Виктор спрятал удостоверение во внутренний карман куртки и мимо стоянки, где сиротливо мерзли два «вольвешника» — остальные обитатели дома уже разъехались по своим воскресным делам, — по ухоженной дорожке двинулся к парадному серого здания. И ведь не скажешь, что тут меньше месяца назад застрелили четверых человек.

Здесь он уже был дважды — первый раз в составе группы, занимающейся осмотром места происшествия, и второй — когда вместе со следаком снимал показания с жены Марьева. Пардон, с вдовы. И не было тогда ни бдительных автоматчиков в количестве двух стволов, ни телекамер слежения над воротами, ни наверняка еще каких-нибудь новомодных штучек, которых Виктор пока не заметил, а был лишь бедолага сержантик вот в той будке, напоровшийся на пулю киллера…

Виктор взялся за манерную изогнутую ручку и потянул на себя: массивная дверь с витражным матовым стеклом величественно скрипнула и отворилась. Оказалось, что спрятать удостоверение он поспешил, поскольку в стеклянной кабинке перед лестницей обнаружился еще один страж — мосластый, упитанный сержант лет сорока в форме с иголочки, обстоятельно расположившийся перед экранами трех мониторов, двух телефонов и одной толстой разлинованной тетради, напоминающей гроссбух. Ни будки, ни охранника раньше тоже не наблюдалось. Да уж, насильственная смерть высокопоставленного жильца навела шухер на соседей и домоправителей, считавших свою крепость неприступной. Только вот поздновато спохватились, когда петух уже клюнул.

Пришлось показывать ксиву и этому привратнику. Но этим проверка не закончилась.

— Вы к кому? — сдвинул брови сержант. Корочка уголовного розыска на него впечатления не произвела.

— К Марьевым, — по возможности спокойно доложился Беляев.

Служака поднял трубку одного из телефонов, отстукал трехзначный номер и сообщил, глядя на Виктора:

— Ирина Владимировна, к вам посетитель. Из уголовного розыска. Лейтенант Беляков. Слушаюсь, — он положил трубку и сказал:

— Третий этаж, квартира шесть. Покажите еще раз удостоверение, пожалуйста.

В душе закипая, как чайник, Виктор опять достал ксиву. Сержант аккуратно переписал номер в тетрадь, оказавшуюся журналом регистрации посетителей, и только после этого великодушно разрешил:

— Проходите.

Виктор прикусил язык, чтобы не брякнуть: «Мой дом — моя крепость». «В конце концов, у него своя служба, у меня своя». Не торопясь, поднялся по широкой, до блеска вылизанной лестнице и ткнул в кнопку звонка справа от двери с медной табличкой «6». За дверью почти сразу же заклацал замок, и перед Беляковым предстала безутешная вдова…

Да, кроме шуток, похоже, действительно безутешная — до сих пор. Никакой косметики, под глазами круги, брови изогнуты в обреченной безысходности. В безысходной обреченности. Платиново-белые волосы были темными у корней, а над ухом вдовы Виктор приметил седую незакрашенную прядку. Выглядела Марьева лет на десять старше своих тридцати пяти. Неизвестно, как насчет любимого мужа и отца, но уж кормильца-поильца семейство Марьевых лишилось — это точно.

— Здравствуйте, я из уголовного розыска, — представился Виктор, решив в четвертый раз удостоверение не доставать. — Оперуполномоченный Беляков. Мне необходимо задать несколько вопросов…

— Проходите, — Ирина Владимировна отступила в глубь прихожей, пропуская гостя. Голос у нее был низкий, грудной, с легкой хрипотцой. Равнодушный.

Хоромы семьи Марьевых нельзя было назвать роскошными, однако квартирка впечатление производила ухоженной и небедной. Пять комнат, не банальный евростандарт, но — драпировки на стенах, ковры на полу, на изящных подставочках антикварные штуковины — что отнюдь не диссонировало с неохватным телевизором на автоматически поворачивающейся подставке, с черным лоснящимся музыкальным центром чуть ли не в половину человеческого роста и прочими обязательными атрибутами преуспевающей семьи. Виктору были выданы домашние тапочки с изогнутыми по-восточному носами, и они прошли на кухню.