Читать книгу - "День Шакала - Фредерик Форсайт"

* * *

В это же время черный «DS19» выехал из ворот министерства внутренних дел на площадь Бово. Полицейский в центре площади, предупрежденный криком коллег у чугунных ворот, остановил транспорт, затем вытянулся, отдавая честь.

Проехав сотню метров, «ситроен» свернул к портику из серого камня, построенному перед Елисейским дворцом. Здесь несущие вахту жандармы, также предупрежденные, задержав проезжающие машины, обеспечили ему возможность разворота к удивительно узкой арке. Под приветствия двух республиканских гвардейцев, в белых перчатках, с карабинами в руках стоящих с обеих сторон арки, министр въехал в передний двор.

Перегораживающая дорогу цепь остановила «ситроен», и дежурный инспектор, один из сотрудников Дюкре, заглянул в кабину, кивнув министру. Тот кивнул в ответ. По знаку инспектора цепь упала на землю, «ситроен» переехал через нее. В сотне ярдов высился фасад дворца. Робер, водитель, описал полукруг против часовой стрелки и остановил автомобиль у шести гранитных ступеней, ведущих к парадному входу.

Дверь открыл один из двух привратников, одетых в черные сюртуки. Министр вышел из машины и взбежал по ступенькам. У дверей его приветствовал старший привратник и пригласил за собой. В вестибюле они на мгновение задержались под громадной люстрой, свисающей с потолка на позолоченной цепи: привратник позвонил по телефону, стоящему на мраморном столике слева от двери. Положив трубку, он повернулся к министру, коротко улыбнулся и неторопливо повел его по устланной ковром левой лестнице. Они поднялись на широкую площадку, доминирующую над вестибюлем, и снова остановились у двери в левой стене. Привратник тихонько постучал. Изнутри донеслось приглушенное: «Войдите». Привратник открыл дверь и отступил в сторону, пропуская министра в Salon des Ordonnances.[23]Едва министр вошел, дверь беззвучно закрылась, и привратник так же неторопливо спустился в вестибюль.

Через высокие, от пола до потолка, окна в дальней стене зала врывались яркие лучи солнца. Одно из них было открыто, и из дворцового парка доносилось воркование дикого голубя. Пышная листва буков и лип полностью скрывала находящиеся в пятистах ярдах от окон Елисейские поля, а шум проезжающих там машин не заглушал даже голубиного воркования. Попадая в выходящие на юг залы Елисейского дворца, Роже Фрей, родившийся и выросший в городе, всегда представлял себе, что находится в каком-нибудь замке, затерянном среди лесов. Президент, он знал, обожал сельскую местность.

В тот день обязанности личного секретаря исполнял полковник Тесьер. Он поднялся из-за стола.

— Господин министр…

— Полковник, — месье Фрей кивнул в сторону закрытых дверей с позолоченными рукоятками. — Меня ждут?

— Конечно, господин министр, — Тесьер пересек зал, постучал, открыл одну из половинок и застыл на пороге.

— Министр внутренних дел, господин президент.

Ему что-то ответили, Тесьер отступил назад, улыбнулся министру, и Роже Фрей прошел мимо него в кабинет Шарля де Голля.

Каждый раз, попадая сюда, он ловил себя на мысли, что кабинет как нельзя лучше подходит его нынешнему хозяину. Три высоких окна, таких же, как в зале, выходили в сад. Одно было открыто, и сквозь него также доносилось голубиное воркование.

Где-то там, под липами и буками, затаились мужчины с автоматами наизготовку, из которых с двадцати шагов они могли попасть в середину пикового туза. Но горе тому, кто оказывался замеченным из окон первого этажа. Меры безопасности приводили президента в ярость, словно они мешали его уединению. Дюкре выпало нести тяжкий крест. Нет более сложного дела, как охранять человека, который почитал оскорбительными для себя любые формы его защиты.

Слева, у стены с застекленными книжными полками, стоял стол в стиле Людовика XV, а на нем часы, сработанные при Людовике XIV. Пол устилал старинный ковер, сотканный на королевской ковровой фабрике в Шайо в 1615 году. Эта фабрика, как однажды объяснили президенту, раньше выпускала мыло, поэтому такое название закрепилось за изготовляемыми там коврами.

Не было в кабинете ничего вычурного, но обстановка дышала чувством собственного достоинства, отличалась изысканностью вкуса, более того, подчеркивала величие Франции. Все это Роже Фрей в полной мере относил и к мужчине, поднявшемуся из-за стола, чтобы приветствовать его с присущей ему вежливостью.

Министр вспомнил, что Гарольд Кинг, старейшина британских журналистов и единственный из живущих в Париже англосаксов, близкий друг Шарля де Голля, как-то заметил в разговоре с ним, что своими манерами президент скорее принадлежит к восемнадцатому, чем двадцатому веку. И с тех пор, встречаясь с главой государства, Роже Фрей пытался представить себе, как будут выглядеть те же жесты, если обрядить высокую фигуру в шелк и парчу. Он видел, что слова Кинга не лишены оснований, но цельный образ ускользал от него. Возможно потому, что он не мог забыть тех редких случаев, когда величественный старик, чем-нибудь весьма рассерженный, начинал говорить с членами кабинета министров или с кем-то из приближенных грубым языком солдатских казарм. Вопросы безопасности и досада президента всегда шли рука об руку. Подумав о документе, лежащем у него в брифкейсе, и о требованиях, которые он собирался выставить де Голлю, Фрей едва не повернул назад.

— Мой дорогой Фрей.

Де Голль, в неизменном темно-сером костюме обошел стол, протягивая руку.

— Господин президент, — Фрей почтительно пожал руку де Голля.

По крайней мере, Старик в хорошем настроении, подумал Фрей. Его подвели к одному из двух стульев с высокими спинками, обитых декоративной тканью времен Первой империи, которые стояли перед столом. Шарль де Голль, сыграв роль хозяина, вернулся за стол, сел, откинулся назад, положил руки на полированную поверхность, ладонями вниз.

— Мне передали, мой дорогой Фрей, что вы хотите видеть меня по срочному делу. Так что вы можете мне сказать?

Роже Фрей глубоко вздохнул и начал. Скупо, без лишних слов он объяснил, что привело его в Елисейский дворец, ибо де Голль не любил длинных речей, кроме собственных, да и те произносил только на публике. В личных беседах он ценил краткость, в чем быстро убедились его наиболее красноречивые приближенные.

Фрей говорил, а мужчина по другую сторону стола отклонялся все дальше назад, лицо его бледнело, а во взгляде появилось изумление, словно слуга, которому он полностью доверял, внезапно принес в кабинет что-то мерзкое и противное. Роже Фрей, однако, знал, что с пяти футов его лицо для президента — расплывчатое белое пятно, так как тот стеснялся своей близорукости и надевал очки, только когда читал.

Министр внутренних дел закончил монолог, уложившись в минуту с небольшим, не забыв сослаться на мнения Роллана и Дюкре.

— Донесение Роллана у меня с собой.

Не говоря ни слова, де Голль протянул руку. Месье Фрей вытащил папку из брифкейса и передал президенту.