Читать книгу - "Тот же самый страх - Джон Диксон Карр"

Бамм! – прогудели часы над конюшней «Пристани». Один удар – час ночи.

Филип, сидящий в закрытой карете с одним опущенным окошком, ясно услышал бой часов. Они тихо ехали по пустынному берегу под яркой луной.

До «Пристани» оставалось каких-нибудь пятьдесят ярдов. Филип задвинул заслонку потайного фонаря и поставил его на пол, чтобы не обжечь пальцы. В пути он раз двадцать перечел записку Хопвита и отлично запомнил каждое слово, написанное в старомодной манере и старомодным почерком с завитушками:

«Извольте разыскать старого конюха по фамилии Мокам. Вчера он не спал всю ночь, мучимый зубной болью, и кое-что видел из своего окна. Если ваша светлость соблаговолит приехать, вы найдете меня возле конюшен – я буду ждать всю ночь. Ваш Дж. Хопвит».

Филип понятия не имел, кто такой старый Мокам. Но окна комнат над конюшней, в которых жили конюхи, выходили на тыльный фасад господского дома, расстояние от которого до конюшни составляло около пятидесяти футов. А спальня Хлорис находилась как раз с тыльной стороны здания.

Если старый Мокам что-то видел…

Высунувшись из открытого окошка, Филип прошипел кучеру:

– Уже близко. Остановитесь на обочине и ждите. Кучер немедленно повиновался. Филип закутался в плащ

и поднял повыше воротник, чтобы скрыть лицо. Затем осторожно поднял с пола потайной фонарь. Кучер спрыгнул с козел и распахнул перед ним дверцу.

– Сэр! – прошептал он. – Собираетесь грабануть домик?

– Да, в некотором роде.

– Могу помочь, – с тоской в голосе предложил кучер. – Я в серебре хорошо разбираюсь, знаю, где стоящая вещь, а где так, ерунда.

Кучер, крепко сбитый здоровяк, хвастал, что он – копия сэра Джона Лейда, знаменитого парламентария; он, мол, умеет крепко держать поводья, не хуже Джека Лейда и всех прочих! Теперь двойник Джека Лейда дрожал от нетерпения на ночном холоде. Но, поскольку у кучера недоставало одного глаза, а другой косил, Филип усомнился в его сходстве со знаменитым политиком.

– Я не собираюсь грабить в том смысле, как вы это понимаете! Вы получили приказ. Оставайтесь здесь и ждите моего возвращения. Если со мной что-нибудь случится…

– Что, сэр?

– Не знаю, – вздохнул Филип. – И все равно, не удирайте, даже если услышите шум. Вам можно доверять?

– Само собой. Только собак берегитесь!

– Здесь нет собак. Моя… хозяйка дома их не любит.

Подойдя ближе, Филип увидел «Пристань», которая угрюмо высилась громадой серо-белого камня в лунном свете. Все было тихо. Ни в одном окне не горел свет. Очень трудно было без шума пройти по мощенной гравием аллее, но ему удалось обогнуть дом, не слишком скрипя.

Длинное и высокое здание конюшни тоже казалось неосвещенным. Здесь под ногами была утоптанная земля. Филип медленно повернул за угол; сердце его отчаянно билось. Тут рядом с ним, словно ниоткуда, вдруг появился Хопвит – в его седых волосах играл лунный свет.

– Ваша светлость хорошо сделали, что приехали, – прошептал он.

– Хопвит! Есть новости?

Невнятно извинившись, Хопвит повел его в тень.

– Новости есть, – грустно сказал он, – но, боюсь, они не особенно нам помогут.

У Филипа снова екнуло сердце. Неужели ему судьба вечно быть битым? Всегда он прислоняется к рухнувшей стене, надеется на чудо!

– Милорд, я упомянул о Мокаме. Он сидел у окна почти до рассвета. Рядом с ним сидела его жена – она выхаживала его. Оба утверждают, что в спальне ее светлости в три часа ночи горел свет, и еще… – Хопвит вдруг вздрогнул: – Что-то не так, милорд?

Когда Филип ставил потайной фонарь на землю, рука у него ужасно дрожала. Казалось, запах горелого масла навсегда впитался в ноздри. Он схватил Хопвита за плечо:

– Слушайте меня внимательно. Сегодня судья, наверное, весь день допрашивал свидетелей. Вы слышали, о чем он с ними говорил?

– Откровенно говоря, да, милорд.

– И все свидетели утверждают, что Молли убили около трех часов ночи?

– Именно так, милорд. И леди Олдхем, и молодой мистер Ричард Торнтон вполне в том убеждены.

– А теперь подумайте сами! Все обвинения против меня, Хопвит, основаны на одном-единственном пункте: что убийство произошло в темноте. Все считают, будто я по ошибке принял Молли за свою жену и задушил ее. Если бы в спальне в три часа ночи горел свет, я бы не мог принять Молли за Хлорис, даже находясь в будуаре. Убийство Молли становится бессмысленным, а дело рассыпается! Вы согласны со мной?

Хопвит опустил голову и некоторое время молчал.

– Милорд, – сказал он, – вплоть до этого времени я ни разу в жизни не считал себя дураком. Но теперь считаю. Вы правы. И потом…

– Они говорили что-нибудь еще?

– Как раз около трех – сразу после того жена Мокама слышала, как пробили часы на конюшне, – сама Молли приподняла штору и выглянула наружу. Она выросла у них на глазах, и они узнали бы ее в любом обличье. Потом она отвернулась, словно разговаривала с кем-то, стоявшим у нее за спиной, и опустила штору.

– Погодите! – воскликнул Филип.

– Милорд, мне больно. Если вы будете так добры и отпустите мое плечо…

Филип разжал руки. Он попытался изгнать из головы картину, леденящую кровь: Молли у ярко освещенного окна, а сзади прячется убийца.

Неужели все прежние подсчеты времени, включая и догоревшие свечи, разрушаются этим новым свидетельством? Нет, нисколько. По его версии, Молли гасит свечи и ложится спать около четверти третьего.

Но убийца, который проскользнул в загадочным образом незапертую дверь из коридора в будуар, должно быть, не встревожил ее. Ничего не опасалась, Молли снова зажгла свечи. В конце концов, чтобы убить, не требуется много времени. Если убийца, перед тем как уйти, снова задул свечи, никто ничего не заметил. Но если так…

– Хопвит!

– Да, милорд?

– Как случилось, что ваши свидетели заметили свет в окнах еще до того, как Молли подняла штору? Насколько я помню, шторы были задернуты.

– Не очень плотно, милорд, сквозь них пробивался свет. Более того…

– Что?

– У Мокама, ваша светлость, зуб очень уж разболелся. Сегодня его отвели в кузню да и выдрали зуб щипцами. Но вчера он все видел только потому, что вдруг зажегся свет, а прежде-то было темно – почти перед тем, как Молли высунула голову! А потом, через несколько минут, свет снова погас.

– Вот как!

– Вы так тяжело дышите, милорд, словно милю пробежали.

– Да, и на то есть причины. Еще один вопрос, и, бога ради, скажите правду. Тот человек и его жена… их словам можно верить?