Читать книгу - "Кольцо принцессы - Сергей Алексеев"

Шабанов оперся руками и сел. Ожоги на лодыжках практически зажили, краснела молодая кожа, и пулевые раны в икроножных мышцах затянулись, оставив неглубокие, сморщенные ямки.

— Сколько же я тут лежал? — спросил он, озираясь.

В комнате окон не было, прямо от ног на стене виделся прямоугольник двери и, на что он сразу же обратил внимание, — никакого медицинского оборудования, никаких приборов, обычных для операционной, нет даже ламп или светильников, просто голая, стерильно чистая палата, и не понятно, почему в ней так светло.

И тепло…

Сознание было совершенно ясным, без всяких провалов памяти. Герман отлично помнил, что произошло до того, как доктор привязал к его уху коварный, наркотический или наркозный компресс. Все, до мельчайших подробностей! Значит, с ума его не свели, а этот Иван Ильич против воли его усыпил и переправил в госпиталь.

Он еще раз осмотрел стены, потолок и сделал вывод, что находится в какой-то районной больнице: плитка мелкая, старая, положена неровно, бурый плитчатый пол хоть и чист, однако же вышаркан от двери к кровати, и сама кровать, грубовато покрашенная белой краской, узкая и старенькая, а постель под ним, то есть подушка и простыня, покрыты целлофаном, клетчатым, армированным, который используют для теплиц. Но пахнет отчего-то не больницей, а летним лугом, когда скошенная утром трава подвялится на жарком солнце и к вечеру начинает источать запах нектара. Этим духом заполняется все пространство, воздух, сама земля и даже вода в реке Пожне напитывается сладковатым, вездесущим ароматом, и с сумеречной прохладой, вместе с выпадающей росой все это усиливается, пахнет до головокружения, и лишь к утру медовые испарения тяжелеют, иногда становятся приторными и, наконец, выпадают на листья деревьев, на траву, и даже на случайно оставленную материну косынку липкой, сладкой падью.

В этом одиночном, стерильном боксе запах пади источался откуда-то вместе со светом…

В следующий момент он напрочь отмел предположение, что это операционная. И даже не реанимация: в изголовье стоял старенький, какой-то столовский, железно-деревянный стул и на нем одежда — его высотный комбез, свитер, майка, трусы с носками, ботинки и самое потрясающее — пистолет-пулемет «Бизон» висит на спинке. Шабанов вскочил, разгреб одежду…

«Малямбы» на стуле не было!

— Звезда прилетела! — сказал он и сел на кровать.

Колечко на пальце, разумеется, тоже отсутствовало, как и часы на руке, и офицерский медальон на шее.

Перехитрили, сволочи, не хватило змеиной натуры, чтобы их обдурить. Понадеялся на свои силы, на гены, унаследованные от бати или бабушки — теперь расхлебывай кашу! Ведь и пистолет повесили, наверняка прежде разрядив магазин! Как издевку, мол, давай, парень, попробуй, даем тебе шанс…

Герман снял «Бизон» со стула, отсоединил магазин — на месте патроны! И один так и сидит в патроннике, все как было. Нет, изменения есть, пистолет почищен и смазан. Значит, боек спилили, боевую пружину прослабили, патроны сварили, наконец! Чтобы поиздеваться, посмеяться, если дернется…

Еще раз оглядев себя голого, Шабанов стал одеваться и неожиданно отметил, что вся одежда отстирана или так хорошо очищена, что на комбезе, прошедшем огонь и воду, нет даже пятнышка, ботинки вымыты, а дыры от пуль на штанинах аккуратно заштопаны. Офицерский жетон оказался в карманчике, и часы там же…

— Ненавязчивый сервис, — пробурчал он. — Забота о человеке… А «Принцессу» умыкнули!

Часы показывали полдень, девятое мая…

Он не поверил, приложил к уху, понаблюдал за секундной стрелкой — идут! Выходило, что он пробыл в палате каких-нибудь пять часов, а было чувство. будто лежал тут недели две…

К двери он подошел, как к роковой черте: могли оставить даже оружие, но запереть на замок! Уж очень этот бокс похож на камеру… Медная, старомодная ручка легко опустилась вниз, массивная дубовая дверь с шорохом начала растворяться; за ней оказался небольшой казенный коридор с большими окнами, откуда падал яркий, обильный солнечный свет. И пусто!.. Шабанов выглянул на улицу — зеленеющий дворик, свежие, недавно вскопанные и засаженные цветочной рассадой клумбы, посыпанная песком дорожка, а за стальной изгородью — старый, плотный от деревьев, непроглядный и чуть зеленеющий по-весеннему парк. На сельскую больницу не похоже, скорее, какой-то пансионат.

И решеток на окнах нет, открывай и беги…

Ну да, теперь-то зачем его держать, коль «Принцессу» захватили? Сунули в палату, вернули одежду и пистолет, очнешься и гуляй себе на здоровье. И благодари, что жизнь сохранили!

— А балалайку вам! — Герман толкнулся в соседнюю дверь и увидел точно такую же палату. На кровати лежал человек, сложив руки на груди, словно покойник. Это был наверняка умирающий старик, с иссохшим, синеватым телом, костлявый, немощный, жалкий, но живой. Дышал медленно, с хрипотцой, на проваленных щеках топорщилась седая двухнедельная щетина, а сквозь износившиеся, тончайшие, как промасленная бумага, веки просвечивались глаза.

В этом боксе пахло совершенно иначе — отстиранным в бане, отполосканным в проруби и высушенном на морозе бельем.

Шабанов попятился к двери, но старик вдруг поднял свою пергаментную руку и поманил к себе.

— Сестричка… Позови доктора, не могу уснуть.

— Я не сестричка, — сказал Герман, озираясь: бокс точно такой же, как у него, и так же ничего нет — шаром покати.

Умирающий приподнял веки.

— Кто ты?

— Да я тут… Лежу в соседней палате.

— А-а… Значит, сестрички нет?

— Я вообще тут никого не видел, — у Шабанова родилась идея. Этот на ладан дышащий человек уж никак не мог быть связан с охотниками за «Принцессой», подвернулся первый случай, когда можно поговорить и выяснить хотя бы свое местонахождение.

— Слушай, дедушка, мы где сейчас находимся? — спросил он.

— В лазарете, — пролепетал старик.

— Это я знаю. Как называется селение?.. Или это город? Где стоит лазарет?

Тот поднял веки, посмотрел мутным, отстраненным взглядом — не понимал вопроса. Или вспомнить не мог…

— Ну хорошо, мы сейчас находимся в России? Или в Китае? Где?

— России нет, — вдруг обронил умирающий. — А так хотелось перед смертью взглянуть на родные места…

— Погоди, дедушка. А здесь-то что? Кругом русские люди…

— Здесь лазарет.

— Ладно. Чья это территория? Какое государство?

— Разве это государство?.. Государство, когда есть государь. А в империи — император… Кажется, старик давно впал в детство…

— А здесь кто управляет? — спросил Герман.

— Здесь Иван Ильич…

— Иван Ильич это доктор! А кто всеми людьми являет? Кто стоит во главе?