Читать книгу - "Дрессировщик русалок - Анна Ольховская"

Это хорошо, что я решила изобразить томную лань, оптимистические пять минут езды, озвученные МакКормиком, почему-то превратились в полноценные пятнадцать. А может, семнадцать, не знаю, часов у меня не было. Золотые Shopard, инкрустированные россыпью бриллиантов, подарок Алексея на день рождения, я, разумеется, оставила дома, тащить их в Турцию было бы высшим пилотажем идиотизма. Чтобы узнать время, достаточно иметь мобильный телефон.

Который ни мне, ни Нике – вот ведь странно, да? – не оставили.

Так что приходилось рассчитывать лишь на внутренние резервы, то есть на биологические часы.

Но в любом случае ехали мы не пять минут, и если бы я согласилась на экскурсию, предложенную ушлепком, симулировать изнеможение мне бы не пришлось, оно бы меня само достало. А мне силы нужны, причем все, какие имеются в наличии, и даже те, что хранятся в кладовке. Трехлитровые банки закруток на экстренный случай.

К тому же дорога (пусть грунтовая, но настоящая, вполне приличная дорога) виляла хвостом между густыми зарослями, похожими на грудь и плечи сына гор. Правда, они, заросли, были зелеными, а не черными, но густота та же.

И что бы тут нам показывал наш любезный гид? Богатейший ассортимент тропических растений? Многообразие животного мира, начиная с самого МакКормика? Потому что никаких следов человеческой жизнедеятельности я не заметила.

Впрочем, на землю я не смотрела, из моего полулежачего на сиденьи положения земля не просматривалась, кучки, накрытые использованным пальмовым листом, я могла и пропустить. Но технологических, так сказать, а не физиологических следов человеческого присутствия видно пока не было.

Мы с Никой, привалившись друг к другу, старательно постанывали, а дочка даже хныкала периодически. Я-то видела ее хитрющие глаза, а МакКормик – нет, поэтому ушлепок недовольно морщился и подгонял водителя джипа:

– Что ты тянешься, как черепаха обдолбанная! Добавь газу, а то наши пассажирки сейчас совсем сознание потеряют!

– Пи-и-ить! – прошелестела я. – Дайте мне пить!

Хотя, если честно, я больше хотела есть, перед уходом из каюты я выдула почти полную бутылку какой-то минералки, найденную в мини-холодильничке. Но «е-е-есть» звучит не так трагически.

– Сейчас, Анна, потерпите, мы уже почти на месте, – закудахтал МакКормик.

– Вы час назад говорили, что мы почти на месте! – Побольше занудства в голосе, тон покапризнее!

– Не час, а пятнадцать минут, – ишь ты, не ошиблась я со временем! – И вообще, вот мы и дома!

Владимирский централ тебе дом!

Но заросли действительно кончились, и я едва удержалась от растерянного «Ни фига себе!». И от желания ущипнуть себя за какое-нибудь местечко помягче – вдруг опять уснула?

Потому что тропическая разнузданность и буйство красок и звуков вдруг сменилась кусочком Фатерлянда. Причем того, фашистского, знакомого по кадрам кинохроники.

Ведь в современной Германии, где я довольно часто гостила у Сашки, сейчас вряд ли найдешь бараки за колючей проволокой. И вышки по углам ограждения. И типов с автоматами на этих вышках. И…

Крематорий?!

Другого объяснения этой инфернальной трубе, плюющейся дымом, я не находила.

Единственное отличие от близкого кровеперегонному насосу (потому что сердца у него нет и не было) Йозефа Менгеле концентрационного лагеря Освенцим было то, что жилых бараков имелось всего три, и выглядели они немного иначе, во всяком случае, на конюшни не походили, скорее на одноэтажные общаги. Причем одна общага отличалась от остальных двух – окошки, забранные решетками, там располагались почти под самой крышей.

В центре огороженной территории бетонным пауком раскорячилось двухэтажное здание, похожее на научный институт, или на поликлинику, или…

Да на какое угодно самое безобидное учреждение. Вот только окна там тоже были забраны решетками.

Точно такое же здание, только побольше и покруче, являлось центральной точкой, так сказать, пупком небольшого поселка, куда свернул наш джип.

А вот вездеход с Лхарой поехал прямо в лагерь и, насколько я успела заметить, свернул к тому самому, отличному от других, бараку.

Поселок тоже был маленькой копией немецкого городка – аккуратные домики, ухоженные дворики, идеально ровные и идеально чистые дорожки, посыпанные мелким гравием, вот только ни детей, ни розовощеких белокурых Гретхен здесь не наблюдалось. Только мужчины, да и тех не очень много – все заняты любимым делом, наверное.

Принудительным усовершенствованием человеческой расы.

И весь этот параллельный мир – и концлагерь, и поселок – надежно прятался от всевидящих спутников под кронами высоченных деревьев, оставленных радетелями человечества для маскировки.

А вот всю остальную растительность, ту, что густая и разнузданная, куда-то дели. И вместо нее повсюду были постриженные солдатским ежиком газоны и идельно ровные кустарники.

Джип подъехал к крыльцу главного здания и остановился, недовольно бухтя выхлопной трубой.

– Ну, вот мы и на месте! – повернулся к нам Стивен. – Home, sweet home!

Нет, Владимирский централ для этого поганца слишком жирно, ему как раз подойдет изолятор временного содержания в Мухосранске.

Но делиться с мистером МакКормиком своим мнением я не стала. Я ведь умираю, не забыли?

Так, максимально правдивый хрип… Хрип, а не всхрюк, дурында! Ага, вроде получилось, главное – не переиграть, поэтому вываливать язык набок не буду. Да и неэстетично это, выделение слюны контролировать сложно.

Ушлепок выхватил из нагрудного кармана мобильник, потыкал в кнопки и прогавкал кому-то на немецком очередное высочайшее повеление – явиться к выходу с носилками.

А я не хочу носилки, я хочу паланкин с четырьмя мускулистыми мулатами, и чтобы карлик с опахалом, и маленького слоненка для Ники, и…

Из всего вышеперечисленного имелся только карлик, за которого с большим растягом можно было принять МакКормика, да и тот без опахала. Потому что носилки больше походили не на паланкин, а на возилки, поскольку были на колесиках, и управлял ими всего один мужик, совершенно не похожий на переполненного мышцами мулата. Возилки прикатил длинный жилистый тип, обильно засиженный мухами. Впрочем, это могли быть и конопушки, потому что шевелюра типа цветом напоминала жилетку дорожного рабочего – такая же оранжевая.