Читать книгу - "Мода в саване - Марджери Эллингем"

— Хорошо.

— Вэл, ты какая-то отстраненная. Ты на меня не сердишься?

— Сержусь? Дорогая, но на что? Ты же ничего не замышляешь?

Джорджия рассмеялась — весело и облегченно.

— Ну конечно нет. Я просто спросила. — И с комическим акцентом кокни добавила: — Мы, девчата, все же странные, вечно себе что-то воображаем. Такими уж уродились. Да, Вэл?

— Да.

— Ты меня любишь, хотя бы чуточку? Мы подруги?

— Разумеется, дорогая.

Вэл не была актрисой, и голос ее звучал немного принужденно.

— Правда?

— Не глупи. Я на работе. Конечно, подруги.

— Ну хорошо. И будь со мной поласковее. Мы же идем на службу в память о моем муже. Но ты меня не понимаешь, да? Ты такая жесткая.

Укол достиг своей цели, и лицо Вэл выдало ее эмоции, но телефон явил миру только ее спокойный высокий голос:

— Неужели? Мне так не кажется. Впрочем, не знаю.

— Вот я и говорю. Но я тебя не виню — напротив, восхищаюсь. Ты сама не знаешь, насколько тебе легче. Ты многое теряешь, но куда больше выигрываешь. Слушай, а как насчет леди Папендейк? Она пойдет с нами? Мы же не хотим походить на девиц легкого поведения. То есть мы и не будем, конечно, но все-таки мы слишком молодо выглядим. С кем она пойдет?

— Боюсь, она вообще не пойдет.

— Да? Почему? По-моему, ей надо пойти.

— Она решила, что не пойдет, — ответила Вэл. В действительности тетя Марта сказала, что знала Рэмиллиса слишком хорошо, чтобы не понимать: молиться за него — значит впустую тратить время, как свое, так и Господа. Но повторять ее слова не стоило.

— Ну понятно. Тогда остаемся мы с тобой — и Синклер, конечно. Я только что примерила свой костюм, просто потрясающе. Как ты думаешь, эти бабочки на шляпке не слишком игривые?

— Да нет, пожалуй. Ему же нравилось, когда ты хорошо выглядела.

— Ты что, смеешься?

— Ну что ты, дорогая.

— С тобой сложно. Ты не понимаешь. Я его любила. Я обожаю Алана, но любила Рэя. Правда. Любила.

— Ты нас всех любишь, — сказала Вэл. — Храни тебя Господь. Пока, золотце.

— Пока, дорогая. Я приеду в четверть третьего. Да, дорогая, не надевай все черное. Это ведь я вдова. Ничего, что я так говорю? Я подумала, что ты не обидишься. За это я тебя и люблю — можно быть самой собой. Вэл, как ты думаешь, я очень вульгарна?

— Не больше, чем мы все. До встречи, дорогая.

Похоронная служба была замечательно организована и проведена, поскольку церковь специализировалась именно на такого рода службах. Оглядывая старинный каменный неф, мистер Кэмпион подумал, что присутствующие, как всегда, разделились на «друзей невесты» и «друзей жениха» — только теперь это были «родственники и официальные лица» и «друзья покойного».

Таузер, представлявший королевскую семью, и его спутники, очевидно представлявшие Таузера, сидели по одну сторону прохода вместе с тетушками, сводным братом, сослуживцами Рэмиллиса и его приятелями по клубу. По другую сторону сидела Джорджия в окружении людей из «Цезарева двора». Синклер со стоическим выражением на вытянувшемся личике примостился рядом с матерью.

Вэл тщательно продумала свой наряд, и женская сторона ее натуры взяла верх. Она выглядела превосходно. В своем темном наряде Джорджия в кои-то веки смотрелась как-то уж слишком тяжеловесно, чересчур по-вдовьи, хотя и неизменно элегантно. Вэл на свой лад выполнила просьбу не одеваться во все черное — вместо обычной сумочки она взяла очаровательный серебристый конверт, украшенный оплеткой со старинного немецкого молитвенника и несколькими крупными живыми фиалками.

Многие оборачивались в ее сторону, а некоторые даже толкали своих соседей и показывали на нее. В основном это было внимание, которое обычно привлекает к себе красивая и изысканно одетая женщина, — но не только. Вэл пребывала в блаженном неведении. Она остро осознавала, что всего в нескольких рядах от них сидит Алан Делл, что рядом встает на колени и молится Джорджия, но в остальном церковь могла бы быть совершенно пустой — она бы не заметила.

Мистер Кэмпион тоже помнил о присутствии Делла.

Викарий, который в прошлом сам служил, решил произнести речь по этому поводу. Он был уже немолод, путался в воспоминаниях и пару раз спутал Рэмиллиса с каким-то другим воякой, но, поскольку вещал он привычным церковным речитативом, слушатели все равно практически ничего не поняли, а потому неловкий момент остался незамеченным.

Во время проповеди Кэмпион наконец позволил себе взглянуть на Делла.

Тот наклонился вперед, держа в руках шелковую шляпу, и лицо его четко вырисовывалось на фоне колонны. Время от времени он поглядывал на спины сидящих передним женщин. Аманда пнула Кэмпиона.

— У А. Д. такой вид, словно он на работе, — прошептала она.

Он кивнул и вновь посмотрел на Делла. На его лице теперь не было ни смущения, ни слабости, ни растерянности. На похоронную службу по Рэмиллису пришел Алан Делл — глава «Аландел», начальник Аманды, предмет восхищения Сида и любви Вэл. Мистеру Кэмпиону было его бесконечно жаль.

Он также видел Джорджию, неприступную в своей скорби, красоте и изысканности. Он знал, что рядом с ней сидит Вэл, и ему вновь вспомнились пророчества сестры. Многие женщины обладают пугающей прозорливостью, которая позволяет им самым невероятным образом постигать правду. И вместе с тем они не так умны, как думают, что совершенно естественно, конечно, но странно, учитывая их проницательность.

Удивительно, что при этом обе они были не в состоянии постичь одного мужчину и его поступки. Во многом он был средоточием всех их интересов, но они бесконечно ходили вокруг да около, пытаясь управиться с машиной, бывшей не сложнее велосипеда, при помощи инструмента, которым скорее получилось бы разобрать по винтикам часы.

Он снова взглянул на Делла: судя по всему, внезапная смерть Рэмиллиса и освобождение Джорджии потрясли его. Потрясение, конечно, было скорее физическим — благородный и вышколенный ум, привыкший к выходкам тела, наверняка отреагировал подобающим образом. Возлюбленная свободна, а значит, необходимо немедленно заявить на нее свои права — и тогда, после выражения скорби по преждевременно скончавшемуся, сердце сможет наконец-то возрадоваться. Радовалось ли сердце Делла? Мистер Кэмпион готов был поспорить на все, что угодно, — не радовалось. Мистеру Кэмпиону казалось, что Делл, возможно, испытывает отвращение к происходящему и — если он действительно так неопытен, как кажется, — недоволен собой. «Сейчас ты попросишь ее выйти за тебя замуж, — обратился он к Деллу мысленно. — Если дурак — будешь умолять, а если нет — попросишь неохотно. Если она согласится, вы вскоре поженитесь, и ты станешь одним из тех вечно раздраженных и нарочито жизнерадостных мужей, которые достаются Джорджиям мира сего. Но с того момента, как умер Рэмиллис, с той секунды, как ты об этом услышал, пусть тело Джорджии и остается для тебя тошнотворно привлекательным, ее оговорки, нечаянно выданные мысли, все то, на что раньше ты мог не обращать внимания, потому что это было не твое дело, — теперь будет бросаться тебе в глаза. На самом деле, как только ты узнал о смерти Рэмиллиса, Джорджия стала действовать тебе на нервы, хотя, конечно, ты отказываешься верить в то, что между двумя этими событиями есть какая-то связь и что чувства могут быть настолько хрупкими».