Читать книгу - "Педофил: Исповедь чудовища - Пётр Крыжановский"

— Вот! — воскликнул гость из Вашингтона. — Ты искренне их ненавидишь, не стесняешься в выражениях. В твоих глазах, когда ты касаешься этой темы, пылает настоящая лютая злоба, и ты, как собака-наркоман, натасканная на поиск кокаина, не остановишься, пока всех их не найдешь.

Кивая головой, молодой полисмен чувствовал себя не в своей тарелке. О деталях своей работы и мотивации, побуждающей его, он не любил говорить. В такие моменты он чувствовал себя голым, будто на интервью в «Доброе Утро, Америка».

— Да, любить их, конечно, не за что, — уставился он в окно, стараясь не встречаться глазами с Ритой, которая пристально рассматривала его сканирующим взглядом.

Федеральный агент пыталась по повадкам, ответам, мимолетному взгляду понять, кто сидит напротив и можно ли ему без последствий сказать о том, о чем они с боссом намеревались.

— У вас остались хоть какие-то обрывки воспоминаний о жизни до потери памяти? — спросила она.

— Нет, совершенно никаких. В первые мгновения, когда я стал себя осознавать, я помню лишь боль, головокружение и тошноту. Первое мое детальное воспоминание — это лес и поезд, в котором я ехал неизвестно куда. В ту пору я часто терял сознание и теперь с трудом могу отличить реальные события от снов.

— Что вам сейчас снится?

Альфред кинул взгляд на пол, сделав небольшую паузу.

— Ничего… Я крепко сплю.

— Мои вопросы вам неприятны? — давила Рита на собеседника.

— Немного, — посмотрев прямо в глаза оппонентке, спокойно ответил тот.

— Не заморачивайтесь, — деловито улыбался Бенджамин. — Вы скоро поймете, почему мы их задаем.

Рита, держа белый лист бумаги в руках, время от времени смотрела в него, напоминая себе таким образом о том, о чем хотела спросить. После подглядывания она снова кидала свой пронизывающий взор на гостя.

— Ваша история бесконечно жуткая, — вернулась вновь к пытке Рита. — Даже нам с мистером Блейком при нашей работе не доводилось встречаться с подобным.

— Ну что ж, поздравляю.

Альфред своим тоном хотел дать понять, что пора бы перейти к делу. Рита заметила это.

— Вас кто-нибудь искал, быть может, вы кого-то искали?

— Вы знаете, мэм, — положил левую руку на стол Альфред и подался немного вперед. — Так уж вышло, что оборванных изуродованных бомжей мало кто ищет в этой стране. Но я по этому поводу не сильно переживаю, так как мой вид был столь жутким, что, каким бы ни было мое прошлое, я не хочу к нему возвращаться, — заметно занервничав, полисмен потер лоб. — Когда меня только нашли и я стал приходить в себя, ко мне приезжало местное телевидение. Обещали начать поиски, говорили, вот-вот приедет национальное телевидение, и вообще, я стану мировым событием. Однако у этой страны есть события поважнее, каждый день полицейские убивают афроамериканца или кто-то начинает пальбу в колледже. Я полицейский, мэм, если бы меня кто-то искал, я бы узнал об этом первым.

— Сочувствую вашей трагедии, — виновато сказал Бенджамин, после чего недовольно посмотрел на свою подчиненную.

— К чему эти вопросы? — развел руки Альфред. — Вы что-то нашли из моего прошлого?

Двое чиновников из столицы напряженно переглянулись. Было видно, они хотят о чем-то сказать, но не решаются.

Бенджамин тяжело вздохнул.

— Послушай, Альфред, лично мне о таком говорить нелегко. Знаю, что агент Коулмен относится к этому значительно проще. Но для меня это трагедия, которая терзает. Ты ­должен знать. Видимо, ты этого не помнишь. Два года назад в Индианаполисе было совершено убийство.

Молодой полисмен вдруг скрестил руки на груди, пытаясь защититься от поступающей информации. Было заметно, что он насторожился, не понимая, к какому итогу может привести данный разговор.

— Кто-то убил водителя школьного автобуса, — продолжил Бенджамин. — Этот кто-то сел за руль автобуса и, проехав по заранее запланированному маршруту, похитил пятерых детей, учеников школы Норт-Вест-Централ. Именно тех, кого хотел. Неизвестно по сей день, где эти дети и кто это совершил. Преступник действовал хладнокровно и очень уверенно. Для усыпления школьников, чтобы те не сопротивлялись, он использовал хлороформ.

Альфред вдруг почувствовал легкое головокружение и головную боль.

— Да, это ужасная история, я читал о ней в Википедии, — прервал спич полисмен. — Но, несмотря на то что вы сказали, я не пойму, к чему ваши вопросы, я по-прежнему не понимаю, при чем здесь я.

— Мистер Хоуп, мы здесь, — аккуратно подводила к главному Рита, — потому что вы можете нам помочь найти этих детей.

Бенджамин встал из-за стола, подошел к окну и посмотрел на верхушки соседних зданий, щедро обласканных утрен­ним солнцем.

— Твои навыки, твоя сверхъестественная интуиция, быть может, это та самая искра, которой нам не хватает, чтобы сдвинуть расследование с мертвой точки, — директор Блейк обернулся. — Мы хотим предложить тебе работу, Альфред.

— Мне? — недоумевал молодой полисмен.

Вернувшись обратно за стол, Бенджамин буквально прыгнул обратно в кресло.

— Да, Альфред, тебе. Обо всех нужных формальностях мы уже договорились с твоим начальством. Они готовы тебе дать отпуск с завтрашнего дня на какое-то время.

Опешивший полисмен не знал, как реагировать и что говорить. Он не понимал, для чего простой патрульный может понадобиться всесильному замдиректора ФБР.

— Но я простой коп из Сиэтла, а вы — федеральная служба. Это даже не в моей юрисдикции, у меня нет таких полномочий.

Рита знала о том, что могут возникнуть подобные вопросы, и поэтому была готова к ним.

— Мы приглашаем вас в оперативную группу на правах привлеченного эксперта, советника — неважно. На время вашей работы у вас будет повышенный оклад, статус специального агента ФБР и все его права. Вам предоставят приличное жилье и обеспечат транспортом.

— Жилье? — не понимал, о чем идет речь, Альфред. — То есть это не удаленная работа?

— Нет, надо лететь в Индианаполис, там наш штаб. Нам нужно быть как можно ближе к месту преступления.

Молодой полисмен с недоумением посмотрел на Риту, а потом на Бенджамина.

— Неужели у вас настолько все плохо, что вам действительно необходим полицейский со столь мизерным стажем?

Бенджамин поник и заметно помрачнел.

— Да, два года мы топчемся на месте.