Читать книгу - "Конфиденциальный источник - Йен Броган"

— Расскажи мне о присвоении денег, Леонард, — сказала я, пройдя в холл.

Это была явно холостяцкая квартира с мебелью, купленной на распродаже. Куча аудио- и видеооборудования и никаких безделушек. Я прошла мимо заваленного барахлом кресла и резко развернулась.

— Я должна сегодня же доказать, что это не полная околесица.

— Успокойся, — сказал он и снова провел пальцами по волосам. — Я только что вернулся с тренировки, не успел принять душ и выпить кофе.

Леонард прошел на кухню с безупречно белыми шкафчиками, блестящими электроприборами и пустым столом, если не считать велосипедного шлема с эмблемой радиостанции. Стеклянная дверь на балкон была полуоткрыта. Дорогой велосипед с тонкими колесами стоял пристегнутый к деревянным перилам. Внимание приковывал его ярко-красный цвет.

— Ты солгал мне, Леонард? — поспешила я следом.

— Нет, клянусь Богом, только что вернулся с тренировки. В этом деле я весьма щепетилен. Тридцать миль через Бэррингтон.

Он строил из себя невинную овечку, как будто я клюну на наигранное недопонимание.

— Речь не о тренировке, и ты прекрасно это знаешь, Речь о Мазурски. Ты меня подставил?

— Подставил? — удивленно переспросил Леонард. — Ты шутишь?

— Один из членов правления заявил, что ничего подобного не было, что некто, вероятно, ты, обвинил Барри в присвоении денег, но это оказалось ошибкой.

— Неправда, — возразил Леонард и потянулся к холодильнику. Из-под магнита выскользнула фотография женщины, обнимающей двух мальчиков, и упала на пол. Леонард медленно ее поднял. — Моя сестра Эллен, — пояснил он, будто мне не все равно, затем прилепил ее обратно, приставив дополнительный магнит. — Переехала с сыновьями в Коннектикут. Ужасный штат. Паршивые рестораны.

Леонард достал сухие сливки, вдохнул аромат кофе и поставил чашку на стол.

— Так кому из приюта ты звонила? — наконец спросил он.

— Это ведь ты все подстроил, верно? Это была твоя ошибка?

— Никакой ошибки не было, — впервые поднял он голос. — Чертов Мазурски! Я не смог доказать вину Барри. Он оказался шустрее с подсчетами.

— Однако его никто не вынуждал уходить, как ты говорил.

— Не уверен, что я вообще говорил такое.

— Ты не уверен? Так давай я напомню.

Я полезла в рюкзак, достала блокнот и открыла на странице, которую перечитывала полчаса назад.

— «Конечно, он был вынужден уйти с должности казначея. Мне было жалко Барри. Я всегда к нему хорошо относился».

Леонард изменился в лице. Неужели почувствовал свою вину? Угрызения совести?

— Он был вынужден. Барри понимал, что я прав. Само это понимание вынудило его уйти.

— Ведь Барри никогда не рассказывал тебе о ростовщиках. Ты солгал о том, как вы выпивали и он выдал себя с потрохами?

— Метафорически это правда.

— Метафорически? Что это значит? Вымышленная поэма с правдивым смыслом?

У Леонарда хватило наглости изобразить негодование.

— Я знал, что он по уши в дерьме. Он знал, что я знаю. Зачем рассказывать, когда все и так предельно ясно.

— Так, значит, я написала в статье про телепатическую связь между вами?

Леонард посмотрел мне в глаза и покачал головой, словно мне не дано его понять. Затем повернулся к порошковым сливкам и отмерил нужное количество ложек.

— Ты все придумал, да?

Он подошел к раковине, чтобы набрать воды в чайник. Я наблюдала, как Леонард включил кран, поморщился, вылил часть воды обратно.

— А тебе приходило в голову, что я могу лишиться работы? Что «Кроникл» могут обвинить в клевете?

Леонард громко вздохнул и повернулся ко мне:

— Что за пустые угрозы? Приют никогда не станет судиться с «Кроникл». У него на это нет денег. И им не пережить бойкот прессы. Поверь мне, они не пойдут на такой шаг.

— Поверить тебе? Ты все просчитал перед тем, как лгать мне? Поверить тебе? Ты с ума сошел?

Леонард поставил чайник на стол.

— Барри Мазурски был заядлым игроком и связался с мафией. Ты нашла подтверждение этого в разных источниках, я тебя не обманывал.

— Однако ты был единственным источником сообщившим о хищении.

— Послушай, я не сомневаюсь, что Барри взял деньги из общего фонда. Он мог дурачить кого угодно, только не меня. Я знал, насколько плачевно его положение.

— Откуда? Опять по телепатическому каналу?

Леонард проигнорировал мой сарказм.

— Послушай, Хэлли, я не хотел навлечь на тебя неприятности. Я считаю тебя другом.

— Другом? — К моей ярости добавилось изумление.

Ярости он не заметил.

— Да, другом.

Должна ли я быть польщена? Какой бесстыдный мошенник! Чего стоит весь этот вздор о доверии. К щекам прихлынула кровь.

— Ты всегда лжешь друзьям?

— Я не лгал. — Леонард отвел взгляд и задумался. Голос его, когда он заговорил, прозвучал неожиданно тихо. — Ты знаешь, почему я так рьяно выступаю против казино? Почему я полон решимости провалить референдум?

Какая мне разница?

— Потому что тебе нужна популярность.

Леонард не отреагировал на мою колкость, лишь многозначительно посмотрел мне в глаза: мол, думай, Хэлли, думай.

За многозначительным взглядом последовала тишина. Тут до меня начало доходить. Уверенный тон, наморщенный лоб, фальшивая страсть. Где-то я уже это видела.

— О Боже! — вырвалось у меня.

Леонард кивнул в подтверждение моей догадки. Вот почему он доверил мне пленку, рискуя карьерой. Он из тех, кто встал на путь истинный. Фанатик.

— Ты играл с Барри за одним столом или встретил его в Обществе анонимных игроков? — спросила я.

Молчание.

— Хорошо. Если Барри Мазурски действительно признался тебе в присвоении денег фонда, если так оно и было, то ты обязан заявить об этом общественности. Я должна спасти свою репутацию в газете. Мне необходимо подтверждение бывшего члена правления, на которое можно сослаться и которое официально опровергнет заявление приюта.

— Я не могу это сделать. Я не могу распространяться об услышанном на собрании общества. Оно анонимно.

Я не стала говорить, что знакома с правилами двенадцатиступенчатой программы поддержки, что два года посещала в Бостоне собрания для тех, кто злоупотребляет медицинскими препаратами. А то еще решит, будто у нас есть нечто общее или мне не наплевать на его проблему. Скажи он правду сразу, я бы не стала писать об этом в газете.

— Похвальная честность, — произнесла я со всем сарказмом, на какой только была способна. — Но ты у меня в долгу!