Читать книгу - "Паутина - Николай Свечин"

Лидер парии октябристов оказался мало похож на своего старшего брата. Николай Иванович был сухощавый, стройный, с интеллигентным лицом. Александр выглядел плотным, задиристым. Лишь очки придавали ему солидный купеческий вид.

– Рад познакомиться с вами, – радушно приветствовал он Лыкова, крепко пожимая ему руку. – Спасибо, что сыскали время.

– Я же сыщик, – неуклюже пошутил Алексей Николаевич.

– Хе-хе. Разговор как раз и пойдет о ваших… как сказать? – подопечных.

Трое мужчин сели за визитный столик, разлили по фамильным серебряным рюмкам с баронским гербом ароматный французский коньяк. Выпили, дружно покивали: мол, годится. Тут же политик стер с лица фальшивое добродушие. Он откинулся на спинку кресла, уставился на Лыкова сквозь линзы очков и попросил:

– Расскажите мне про «иванство».

– «Иванство»? – переспросил тот. – В смысле, про институт уголовных атаманов?

– Да.

– А что именно вас интересует?

– Все. Начиная с истории. Так ли они сильны, как о них рассказывает молва? Как устроена иерархия? Каким образом уголовные делаются «иванами»? Что входит в их права и обязанности? Сколько их в государстве? Есть ли самый главный? Может ли полиция им что-то противопоставить? Насколько эти вожди свободны в выборе средств?

Алексей Николаевич почувствовал в словах октябриста подвох. Человек руководил Государственной думой, а интересуется количеством и обычаями разбойничьих главарей. С чего бы это? Но деваться было некуда, и он стал отвечать.

– Начнем с того, что вы впали в распространенную ошибку. В слове «иваны» ударение надо ставить на последнем слоге, на букву «ы».

– Буду знать. А когда эти ребята вообще появились на Руси?

– В середине шестидесятых годов, – пояснил сыщик. – Прежде такого начальственного сословия не имелось. Дорошевич в своей книге «Каторга» утверждает, что родиной «иванов» является Кара, и появились они впервые при известном своей жестокостью начальнике Карийских золотых приисков Разгильдееве. Будто бы тогда нашлись отчаянные арестанты, которые смели спорить с тюремной администрацией, отстаивая права шпанки. Расплачивались они своими боками и потому пользовались уважением товарищей. Это не совсем так. Дорошевич как дилетант смешал в одну кучу разные элементы.

Тюрьму и каторгу в те далекие времена наполняли две основных категории людей: профессиональные преступники и бродяги. Все они были одной масти, черной, и подчиняться кому-то из своих не собирались. Случайных сидельцев насчитывалось относительно мало. Бродяги с фартовыми враждовали, между ними шла жестокая война за влияние на шпанку. Шпанка, она же кобылка, – это серая арестантская масса, которую принято стричь. Так вот, сначала «зеленые ноги» брали верх, их было больше количественно. Если откроете книгу Мельшина-Якубовича «В мире отверженных», то прочитаете там отзыв народника об этой публике. Цитирую по памяти: «Бродяги являются сущим наказанием каторжной партии. Это люди испорченные, не имеющие за душой ни чести, ни совести. Бродяги – царьки в арестантском мире, они вертят артелью, как хотят, потому что действуют дружно, и занимают все хлебные, доходные места». Орудуя таким образом, пустынники (это другое название бродяг) вызывали к себе одну только ненависть. Но, в отличие от фартовых, у них была своя идеология, свой кодекс чести, на чем они и спекулировали в арестантской среде. Бродяги заявляли, что они единственные защитники бесправных и смело вступают в спор с тюремной администрацией. Если что-то не по правилам, шпанку грабит смотритель и тузит без нужды надзиратель – бродяга подает голос протеста. Его за это, естественно, порют. Кладут на козлы и дают сколько положено плетей. Но протест в некоторых случаях действует, он услышан, страже тоже не хочется скандала и огласки. Ведь может дойти до прокурорского надзора. И репрессии немного ослабевают. Пустынники тут же обращают случившееся в свою пользу. Вот видите, мы за вас заступились! Теперь работайте за нас урок, и на кухне мы станем хозяева… Именно эту особенность отметил Дорошевич, но ошибочно приписал ее «иванам».