Читать книгу - "Жизнь в стеклянном доме - Людмила Феррис"

Женщина должна всегда оставаться женщиной, даже тогда, когда ей кажется, что нет для этого никакой возможности. Мужчины неизменно ценят женщину домовитую, знающую наизусть сотни рецептов приготовления борща и пельменей, терпеливую, мужа по пустякам не терзающую. Женщина не должна требовать денег и обращать внимание, когда он провожает взглядом проходящие мимо стройные ножки. Наташа понимала, что далека от мужского идеала и лучше бы ей научиться вывязывать красивые узоры крючком и увлекаться целительными методиками, не спорить с мужем Димой о политике и продолжать делать вид, что у них замечательная семья. Она и так старалась делать это настолько долгое время, изо всех сил совмещая дом и работу, что отказывалась от интересных съемок и материалов. Ее коллега и партнер по телевидению оператор Саша Штерн тонко подметил:

— У тебя, Наташка, нет душевного равновесия, ты все время качаешься, как маятник, между домом и работой.

Она промолчала, это было обидной правдой.

— Найди у себя кнопку переключения «работа — дом». Иначе зайдешь в тупик.

— Быть или не быть — таков вопрос?! — ответила она шекспировской фразой. — Выбор делает каждый. Я стараюсь, Саша!

— Я тоже выбираю каждый день, что купить — «Балтику» или «Клинское», — ввернул он и засмеялся, довольный своей шуткой.

Дома у Натки все оставалось по-прежнему. Муж совсем не хотел понимать, что работа для нее — это не только деньги, семейный доход, но и ее самореализация, развитие. Наташина работа мужа раздражала — когда она была студенткой филфака, милой наивной девочкой, и с восхищением смотрела на почти состоявшегося физика-мужа, это была одна история. Но когда она сама устроилась на телевидение, прошла жесткий кастинг, стала журналистом, которому поручали ответственные материалы, возникла совсем другая история, и мужу она категорически не нравилась. Наташа так хотела доказать ему, что она не просто «филологишка», как звали физики их девчонок с факультета, а талантливый журналист! Директор местного Угорского телеканала Игорь Серых всегда говорил:

— Журналист получится из тебя тогда, когда ты будешь пропускать каждого своего героя через свою душу, оставляя с ним частицу себя. Это больно, затратно, не каждому по плечу, — и добавлял: — «Взвесь свои силы, девочка, чтобы не порваться».

Она взвесила и «рвалась на британский флаг», дружила со своими героями, вникала в ситуации, освоила операторскую работу. Дома она так хотела рассказать мужу о своих успехах, героях, их истории и как она, журналист Петрова, помогла одному добиться, чтобы чиновники пересчитали пенсию, другому — получить бесплатное лекарство, с третьим — просто поплакала вместе, записывая рассказ о его военной молодости! Но как только Наташа натыкалась на его отстраненный и холодный взгляд, желание исчезало.

«В другой раз! В другой раз — обязательно!» — каждый раз давала она себе слово.

Жизнь немного поменяла формат, когда в их семье появилась восьмилетняя Маруся, племянница Наташи. Старшая сестра год назад умерла от онкологии, жила она без мужа, и девочка осталась одна.

— Мы ведь заберем Марусю к себе?

Дима пожал плечами:

— Мы еще сами не пожили.

— Но я не позволю, чтобы при живой тетке Мусю отдали в детдом!

— Как знаешь. — Он вроде и не возражал, и не давал согласия.

Дима всегда был чем-то недоволен и постоянно делал Натке замечания.

— У тебя очень короткое платье.

— Ты плохо пропылесосила под диваном.

— Капуста в борще сильно разварена.

— Ты слишком вульгарно накрашена.

Натка не хотела конфликтов и опять старалась — меняла платья, повторно пылесосила и совсем перестала краситься. Дима не обижал Марусю, но был к ней бесчувственно и безучастно холоден.

Наташа пыталась создать семейный уют в их квартире. Большая квартира когда-то принадлежала ее родителям, и они несколько лет жили вместе. Наконец папа и мама, заработав положенную пенсию на ядерном заводе родного города Угорска, что находится в Сибири, решили переехать на родину отца в Краснодар, где купили в станице домик. Первый год родители очень скучали по Угорску, по многоснежной зиме, по морозам и сугробам. Они говорили, что в Сибири совсем другой воздух — с запахом тайги, трав и осенних дождей. В новых краях пахло необычно для них и по-другому — спелой вишней, розами и жасмином. Родители привыкали тяжело и часто звонили.

— Ната, здесь столько абрикосов! — восторженно кричала в телефонную трубку мама, когда-то так сильно любившая сибирские ранетки. Она вообще была человеком позитивным, восхищалась по поводу и без повода. Мама обожала папу, Натку и жизнь.

— Доча, это не абрикосы, а жерделы, дикие абрикосы. Мама удивляется, что они растут прямо на улице, — говорил обстоятельный папа и с грустинкой добавлял: — Самые лучшие люди все-таки сибиряки! Как Муся? Поцелуй ее от нас и привезите наконец внучку в наши теплые края.

— Хорошо, что родители далеко, — думала Наташа. — У них все сложится, они славные. Главное, они не видят, как кренится набок ее семейный корабль, как бесследно исчезли романтика в отношениях и внимание со стороны мужа. Ей было бы тяжело объясняться с ними.

Муж подчеркнуто демонстрировал абсолютное безразличие к ее кипучей деятельности и назидательно говорил:

— Как только ты заходишь домой, забывай о работе. У тебя нормированный рабочий день.

Это как раз у Наташи не получалось — постоянно звонили из редакции, совета ветеранов, общественных организаций, общества защиты животных, пожарной части и других городских служб, которые не знали, что после восемнадцати часов у журналиста Петровой начинается «домашний час» и все контакты с внешним миром прекращаются.

— Ну почему ты так реагируешь? — Наташа пыталась объясниться с мужем. — Не получается у меня выкинуть работу из головы, журналистика — это образ жизни. Если я одна дома, а другая на работе — это уже раздвоение личности, такое, знаешь, удобное состояние рассудка. Это не для меня.

— Я тебе уже все сказал. — Муж был ультимативен и немногословен.

На своей работе он уверенно поднимался по карьерной лестнице, каждый день требовал чистую рубашку, постоянно задерживался, совещался, ездил в командировки. Наташа старалась не шуметь, не мешать, когда он работал дома. Себе он это позволял. Она пыталась найти логику в «американских горках», коими стали их отношения. Когда-то это было полетом в небо, а сейчас превратилось в свободное падение на землю. Логики не было, была какая-то абстрактная схема, которая переходила в бессмысленный хаос.

Когда Натке становилось совсем грустно, она любила вспоминать, как он ухаживал за ней в институте: каждый день приходил в общежитие, на скромную стипендию покупал удивительно белоснежные ромашки с золотой серединкой. Наталья с девчонками потом гадали, любит-не-любит, и всегда у нее выходило, что любит.