Читать книгу - "Расплата - Лайза Джексон"

– Нет!

Оливия открыла глаза.

Ее собственный крик все еще звучал в маленькой спальне. Пронзительно рявкнул пес.

– О господи, нет. – Она была в поту, сердце неистово колотилось. Сон казался таким реальным, словно она только что была свидетельницей настоящего убийства. Подобное случалось не раз. О господи, и сейчас произошло снова.

Видение было на редкость реалистичным. Ее ноздри все еще щипало от дыма, а в ушах продолжала звучать органная музыка, во рту пересохло, горло драло от крика. У основания черепа началась ослепляющая головная боль, которая медленно ползла вверх.

Она бросила взгляд на часы. Три пятнадцать. Трясущимися руками она убрала волосы с лица.

На полу у старой кровати пес ее бабушки поднял голову и уставился на нее. Зевая, он снова издал предостерегающий лай.

– Иди сюда, – сказала она, похлопывая по подушке и наблюдая, как потягивается Хайри С. Он представлял собой взъерошенное создание из серо-коричневых кусочков меха с белыми пятнами и тяжелыми бровями, которые давали понять, что в его родословной имелась кровь шнауцера. Он заскулил, затем запрыгнул на подушку рядом с ней. Рассеянно она подтащила его ближе. Ей нужно было к кому-нибудь прижаться. Оливия принялась ерошить его грубую шерсть. Ей хотелось сказать ему, что все будет хорошо. Но она знала, что все окажется по-другому. Уткнувшись лицом в его шерсть, она попыталась успокоиться. А вдруг все не так... может, это был просто сон... может быть... Но нет. Она знала, что означают эти образы.

– Черт.

Она села в постели. Успокойся. Но ее все еще трясло, а головная боль начинала усиливаться. Хайри С выскользнул из ее рук.

– Будь ты проклята, бабушка Джин, – пробормотала она. В комнату через открытое окно донеслись звуки ночи: ветер, шелестящий ветвями деревьев, приглушенный шум восемнадцатиколесных фургонов, проезжающих по отдаленной автостраде.

Опустив голову и обхватив ее руками, Оливия принялась массировать виски. Почему я? Почему? Видения начались, когда она была еще маленькой, она даже не помнила точно, когда именно, но они случались редко и были не такими отчетливыми. Во времена, когда ее мать иногда жила с ними в промежутке между замужествами.

Бернадетт никогда не хотела верить в то, что ее дочь унаследовала экстрасенсорный дар своей бабушки.

– Совпадение, – часто говорила Бернадетт своей дочери или: – Ты это выдумываешь. Это просто жалкая попытка привлечь внимание! Ты это брось, Ливви, и перестань слушать свою бабушку. Она немного того, и если ты не будешь осторожной... Слышишь меня? – резко сказала она ей, тряся дочь, словно пытаясь изгнать из нее злых духов. – Если ты не будешь осторожной, ты тоже станешь одержимой, но не каким-то нелепым даром ясновидения, как говорит бабушка, а дьяволом. Сатана никогда не спит. Слышишь меня? Никогда.

Однажды Бернадетт поднесла длинный накладной красный ноготь к кончику носа старшей дочери. Они находились на кухне этого самого дома, где пожелтевшие от старости сосновые шкафчики пропитались запахами жира, дыма и дешевых духов. На углу стола возле допотопного тостера работал вентилятор, разгоняя жаркий воздух по крошечному помещению.

Оливия помнила, что Бернадетт как раз вернулась с дневной смены в ресторане «У Шарлей» возле стоянки для грузовиков рядом с федеральной автомагистралью. Она стояла босиком на потрескавшемся линолеуме в белой блузке и бессменной черной юбке официантки. Из-под блузки виднелась одна бретелька лифчика, а висящий на шее крошечный золотой крестик уютно устроился в глубокой ложбинке между грудями.

– Послушай, дитя, – серьезно сказала она с волнением на лице. – Я не шучу. Все это мумбо-юмбо и намеки на вуду – просто чушь собачья, слышишь? Чушь собачья. У твоей бабушки мания считать себя какой-то чертовой жрицей вуду или что-то вроде этого, но она таковой не является. Если у нее в роду когда-то были негры, это еще не значит, что теперь она... чертова прорицательница, не так ли? Она не медиум, и ты тоже. Ясно?

Бернадетт выпрямилась, поправила свою короткую черную юбку и вздохнула.

– Ну, конечно же, такого не может быть, – добавила она, казалось, больше чтобы убедить саму себя, а не Оливию. – А теперь иди, покатайся на велосипеде, скейтборде, короче, погуляй. – Она взяла открытую пачку «Вирджинии Слимз» со стола, вынула сигарету и быстро прикурила. Выпуская дым из ноздрей, она встала на цыпочки и вытащила из верхнего шкафчика четверть галлона виски.

– У мамы жутко болит голова, – объяснила она, беря стакан, отламывая кубики льда и наливая себе приличную порцию напитка, который, по ее словам, является наградой за тяжелый труд днем, когда ей приходилось терпеть плотоядные взгляды, подмигивания и периодические щипки на стоянке грузовиков. Только сделав глоток и прислонившись бедрами к столу, она снова посмотрела на дочь. – Ты странная, Ливви, – со вздохом сказала она. – Ты знаешь, что я до смерти тебя люблю, но ведешь себя как-то не так. – Зажав сигарету между губ, она взяла Оливию за подбородок и повернула ее голову влево, затем вправо. Сузившимися глазами она сквозь дым изучала профиль дочери.