Читать книгу - "Денежный семестр - Александра Романова"

Увы, я и не подозревала в тот миг, как сильно ошибаюсь. Первое, что стоило бы потребовать от соискателей, — справку из психдиспансера об идеальном состоянии нервной системы. Только такой человек сумел бы выдержать все предстоящие испытания и не сойти с ума.

Не буду рассказывать о том, как я собирала положенные документы. Это отдельная история. Речь пойдет лишь о кандидатском минимуме.

Ну, со специальностью, разумеется, проблем не возникло. Было бы странно, если б человек, написавший диссертацию, не знал собственной специальности. Зато философия и английский запомнились мне навечно.

Правда, философия по сравнению с английским отличалась, я бы сказала, редкостным простодушием. Я должна была всего лишь напечатать реферат, привезти его и оставить в столе на кафедре, а потом время от времени звонить и узнавать, не назначен ли уже экзамен.

И я звонила. Звонила и звонила и получала отрицательный ответ. Вплоть до того дня, когда секретарша задумчиво сообщила:

— Я, конечно, не уверена, но краем уха слышала, что экзамен завтра утром. Нет, во сколько и где — не помню. У кого можно узнать? Да ни у кого. Преподаватель уже давно ушел.

С мозгами набекрень, я стала приставать к коллегам, умоляя завтра провести вместо меня занятия со студентами. Умолила, бросилась на давно припасенный учебник по философии и жадно принялась поглощать его сентенции.

Должна признаться, философия действует на меня лучше любого снотворного, и потому при чтении я вынуждена была держать пальцами собственные веки, дабы они не смыкались, и с завистью вспоминать Вия, у которого были подручные специально для того, чтобы оказывать ему аналогичную услугу. Поглотив к семи утра последние страницы, я поехала в университет и на протяжении получаса занималась тем, что бегала от аудитории к аудитории, заглядывая внутрь и с ужасом думая о том, что будет, если моя интуиция не справится с заданием опознать экзаменатора по внешнему виду.

Слава богу, чаша сия меня миновала. Философ оказался настолько похожим на философа, что ошибиться было невозможно. С философским спокойствием он заявил, что в глаза не видел моего реферата, и потому выше двойки поставить мне не может. Я жалостливо шептала, что оставляла реферат в столе на кафедре. Мы отправились туда — реферата и вправду не было. Но при мысли о том, что я зря впихнула в себя столько бесполезных знаний, на меня нашло озарение — не иначе как свыше. Я кинулась к куче хлама, лежащей в углу прямо на полу, порылась там и почти моментально обнаружила свое сокровище — несколько потрепанное, зато проверенное каким-то доброхотом и снабженное игривыми замечаниями. Моя честь была спасена, и четверка за экзамен благополучно получена.

Однако все сложности философии меркли по сравнению с тем, что мне пришлось пережить из-за иностранного языка. Правда, в данном случае я уже заранее была настроена на тяжелые испытания. Дело в том, что с экзаменами по английскому мне удивительно не везет. Например, в школе, будучи отличницей и зная назубок все темы, я опасалась лишь одной, гордо поименованной «Мои спортивные успехи». Учитывая, что я имела постоянное освобождение от физкультуры, меня можно понять. Именно спортивные успехи мне и достались. Я решила начать издалека, поведав потрясенной комиссии про древнегреческие Олимпиады, потом перешла к последним рекордам наших спортсменов, а до собственных успехов, слава богу, добраться не успела — меня прервали раньше. А то я уже подумывала рассказать о том, что в нашем доме часто ломается лифт и я хожу на шестой этаж пешком — других достижений в области спорта за мной не числилось, а врать я в те годы не умела. И это лишь один из множества подобных примеров…

Естественно, на кафедру иностранных языков я явилась морально готовая ко всему. Без малейшего удивления восприняла тот факт, что меня попытались заставить посещать платные курсы, причем в мое рабочее время (я бы не против, но кто за меня будет работать?). Спокойно отнеслась к требованию написать реферат. Не возражала против того, чтобы перевести на английский основной результат собственной диссертации, тем более что результат состоял исключительно из формул и на любом языке выглядел одинаково.

Доконало меня другое. Нечто, на первый взгляд, милое и безобидное — литература. Дело в том, что на экзамен я должны была принести книги по своей специальности на английском языке, чтобы с их помощью продемонстрировать знакомство с научной терминологией. К вопросу книг на кафедре относились крайне серьезно и требовали показать их заранее, дабы заведующая их изучила и сообщила, годны они или нет. Я, естественно, захватила с собой все имеющиеся у меня дома — на выбор. Каково же было мое изумление, когда заведующая, открыв каждую и возмущенно пофыркав, заявила, что такого безобразия она в жизни не видела и сдавать экзамен по этой гадости не позволит.

Я опешила. При моей скудной зарплате, если уж я покупала какую-нибудь математическую книгу, да еще не на русском, то действительно качественную.

— А чем они плохи? — осмелилась спросить я, когда свирепая дама несколько успокоилась.

При этих словах ее гнев вспыхнул с новой силой:

— Ну, знаете ли!.. Не притворяйтесь, что вы сами этого не видите! Во всех этих книгах — во всех до единой! — огромное количество формул.

— Потому что они по математике, — наивно пояснила я.

— Ну и что? Я книг с формулами не одобряю. Принесите другие — без формул. И как минимум, две штуки.

Я уточнила:

— Значит, можно не по математике?

Заведующая посмотрела на меня как на человека, поставившего своей целью вывести ее из терпения:

— Если от вас требуются книги по специальности, а специальность ваша — математика, то можно ли принести книги не по математике?

— Нельзя, — со свойственной мне железной логикой признала я и понуро побрела домой.

Мое обращение к коллегам с просьбой достать мне книги по математике, но без формул сперва вызвало у них дикий хохот, потом совершенно естественное сомнение в моей умственной полноценности и, наконец, — искреннее сочувствие. Юсупов попытался мне помочь и принес одолженный у кого-то из друзей труд тридцать пятого года с интригующим названием «Что есть математика?», почти не содержащий формул, зато украшенный картинками, однако и этот шедевр был отвергнут строгой дамой. С присущей ей проницательностью она заметила, что книга, изданная так давно, не может содержать последних достижений моей науки, а требуются непременно последние достижения. Но без формул.

В голове у меня явно произошло нечто вроде короткого замыкания. По любому поводу, в любую фразу я начала неожиданно вставлять: «Но без формул».

— Хочешь ли ты рыбы? — спрашивала меня мама, сильно обеспокоенная содержанием фосфора в моих мозгах.

— Хочу, — отвечала я. — Но без формул.

— Придешь ли ты ко мне в гости? — интересовалась подруга.

— Приду, — радовалась я. — Но без формул.

— Будем ли мы писать контрольную? — терроризировали меня студенты.