Читать книгу - "Где Цезарь кровью истекал - Рекс Стаут"

– Который час? – донесся из открытой двери голос Ниро Вульфа.

Взглянув на часы, лежащие на стеклянной полочке, я вышел из ванной, придерживая рукав рубашки, чтобы не запачкать его еще не высохшим йодом.

– Три двадцать шесть. Надеюсь, пиво вас немного подбодрит. А то, как видно, радость жизни в вас угасает, если вы даже не можете позволить себе достать часы из собственного кармана.

– Какая там радость жизни, – простонал он, – когда наша машина разбита вдребезги, а мои орхидеи в ней задыхаются…

– Они не задыхаются. Я не до конца поднял стекла. – Я посмотрел, высох ли йод, и опустил рукав. – А действительно, почему бы вам не радоваться жизни? Капот – всмятку, а мы целы. Бык до нас не добрался. Мы познакомились с чудесными людьми, которые приютили нас, дали прекрасную комнату с ванной, угостили холодным пивом, а меня персонально – йодом. Если же вы считаете, что я все-таки мог убедить ребят из кроуфилдского гаража приехать за нами в самый разгар ярмарки, то попробуйте поговорить с ними сами. Они и вас сочтут за сумасшедшего. Вот-вот вернется мистер Пратт и отвезет нас в Кроуфилд вместе с багажом и цветами. Я звонил в отель, и мне обещали придержать наш номер до десяти часов вечера. Большего и ожидать нельзя. Там сейчас целые толпы народа из-за места в гостинице готовы вцепиться друг другу в глотки.

Застегнув рукав, я потянулся за пиджаком.

– Как пиво?

– Пиво хорошее.

Вульф нахмурился и пробормотал:

– Толпы народа…

Он осмотрелся по сторонам.

– Какая приятная комната… Просторная, светлая. Пожалуй, нужно сделать такие окна в моей комнате у нас дома когда, ты говорил, пришлют за нашей машиной?

– Завтра днем, – терпеливо повторил я.

– Завтра так завтра, – вздохнул он. – Раньше мне казалось, что я не люблю новые дома, но здесь очень приятно. Конечно, это заслуга архитектора. Знаешь, откуда взялись деньги на постройку дома? Мисс Пратт мне рассказала. Ее дядя – владелец нескольких сотен небольших ресторанчиков в Нью-Йорке. Он их называет праттериями. Видел их когда-нибудь?

– Естественно. – Я задрал штанину, разглядывая ушибленное колено. – Иногда в них обедаю.

– Да? И как еда?

Я пожал плечами.

В дверь постучали, и вошел какой-то тип с грязным лицом, в испачканных брюках и белоснежной накрахмаленной куртке. Он пробормотал, что приехал мистер Пратт и мы можем спуститься к нему, когда пожелаем. Вульф сказал, что мы скоро явимся, и тип ушел.

– Видимо, мистер Пратт – вдовец, – заметил я.

– Нет, – ответил Вульф, сделав попытку подняться. – Он никогда не был женат. Так сказала мисс Пратт. Ты не думаешь причесаться?

Нам пришлось пройти через весь дом, чтобы разыскать хозяев. Сперва мы попали в столовую, оттуда в гостиную, потом еще в одну комнату с роялем и, наконец, наткнулись на них на террасе, укрытой от солнца навесом. Обе девушки сидели в дальнем углу с каким-то молодым человеком, потягивая коктейли. Ближе к нам, за столом, двое мужчин оживленно разговаривали, тыча пальцами в какие-то бумаги. Один из них, молодой и прилизанный, походил на маклера. У другого, довольно пожилого, были темные, седеющие волосы, узкий лоб и квадратная челюсть. Подойдя к ним, Вульф остановился. Пожилой мужчина нахмурился и сказал:

– А, это вы!

– Мистер Пратт? – Вульф слегка поклонился. – Я – Ниро Вульф.

Молодой человек встал. Пожилой по-прежнему хмурился.

– Знаю. Племянница мне говорила. Я, конечно, слышал о вас, но, будь вы хоть президент Соединенных Штатов, вы не имели права находиться на моем пастбище после того, как вам велели его покинуть. Что вам там понадобилось?

– Ничего.

– Зачем же вы туда забрались? Вульф поджал губы, а затем спросил:

– Ваша племянница рассказала вам, что с нами произошло?

– Да.

– Вы считаете, она вам солгала?

– Почему? Конечно, нет.

– Значит, вы думаете, что я солгал? – Нет, – растерялся Пратт. Вульф пожал плечами.

– Тогда мне остается только поблагодарить вас за оказанное гостеприимство – за телефон, пристанище, напитки. Особенно мне понравилось пиво. Ваша племянница любезно предложила отвезти нас в Кроуфилд… Вы позволите?

– Не возражаю.

Он все еще хмурился. Затем скрестил руки на груди и сказал:

– Нет, мистер Вульф, я ни в коем случае не считаю, что вы солгали, но тем не менее хотел бы кое-что выяснить. Сами понимаете, ведь вы детектив, и вас могли нанять… Они на все могут пойти. Меня уже замучили до смерти. Сегодня я ездил с племянником в Кроуфилд на ярмарку, и меня буквально выкурили оттуда. Пришлось уехать, чтобы от них избавиться. Я спрашиваю вас: вы пошли через пастбище, потому что знали, что бык там?

– Опомнитесь, сэр! – вознегодовал Вульф.

– Вы приехали сюда из-за быка?

– Нет! Я приехал выставить свои орхидеи на ярмарке.

– Значит, вы выбрали мое пастбище случайно?

– Мы его не выбирали. Все дело исключительно в геометрии. Через пастбище – кратчайший путь к дому. Так нам казалось, – горестно добавил Вульф.

Пратт кивнул. Он посмотрел на часы, встал и повернулся к молодому человеку, складывавшему бумаги в портфель.

– Ладно, Пейви, поезжай шестичасовым поездом. Передай Джеймсону, чтобы он ни в коем случае не спускал цену ниже двадцати восьми долларов. С прошлого года аппетит у людей не ухудшился. Только запомни – никаких пирогов… – Он еще говорил что-то о ценах на блюда, о каких-то новых контрактах в Бруклине, а напоследок крикнул уже вдогонку Пейви, почем следует закупать салат. Затем наш хозяин вдруг спросил Вульфа, не хочет ли тот выпить чего-нибудь крепкого.

Вульф ответил, что он предпочитает пиво, но мистер Гудвин, без сомнения, не откажется от чего-нибудь покрепче. Пратт что было мочи заорал:

«Берт!» На его крик откуда-то вынырнул грязнолицый и принял заказы. Когда мы расселись, трио из угла террасы присоединилось к нам со своими бокалами.

– Ты позволишь? – обратилась мисс Пратт к своему дяде. – Джимми мечтает познакомиться с нашими гостями. Мистер Вульф, мистер Гудвин, а это мой брат Джим.

Я учтиво привстал и понял, что Вульф затеял какую-то отчаянную игру, так как вместо того, чтобы извиниться, как обычно, за то, что не отрывает свою многопудовую тушу от стула, он поднялся во весь рост. Затем мы все сели, а блондинка Лили раскинулась в кресле–качалке с таким расчетом, чтобы мне лучше были видны очертания ее ножек.