Читать книгу - "Манипулятор. Три осенних дня - Чингиз Абдуллаев"

— Я его не ругаю, просто рассказываю вам, как он былодет, — начал оправдываться Бубенцов.

— Тогда, пожалуйста, без комментариев. Итак, онпроголосовал на своем участке. Вокруг него было много людей?

— Человек десять-пятнадцать.

— Они говорили?

— Конечно. Он же учитель истории. Я заметил, у всехучителей похожие характеры. Как только увидят людей, сразу же лезут в толпу иначинают гнуть свою линию.

— Он что говорил с людьми? О чем?

— О политике, о налогах, о пенсиях. Обычная пропаганда…

— Которая запрещена в день выборов, — напомнилПетровский, — и за день до них тоже. Составь акт и пусть он будет у тебя.На всякий случай. Если вдруг в Курске в последний момент проголосуют за Седых,ты предъявишь этот протокол и областная прокуратура опротестует итоги выборов.

— Он не победит, — запротестовал Бубенцов. —Никто не знает, что его вставили в список еще раз.

— Ты недооцениваешь человеческий фактор, —возразил Святослав Олегович, — он же учитель. Его знают многие горожане.Слухи идут от дома к дому. У нас в России любят обиженных. А он был обиженный,его исключили из списка кандидатов. Вот теперь люди и потянутся за него голосовать.Так что составь протокол, пусть он у тебя будет. А в следующий раз имей длятакого случая фотографа. Было бы не лишним пару раз щелкнуть, как АлександрАлександрович Седых призывал голосовать за него в день выборов на избирательномучастке.

— Понятно, — уныло протянул Паша, — я думал —он вам понравился.

— Он мне и сейчас нравится. Прекрасный человек.Начитанный, грамотный, очень порядочный. Но у нас с тобой есть конкретнаяработа. Мы, Паша, получили деньги, очень большие деньги, чтобы провести в депутатыбизнесмена Качанова. Если бы Седых был даже моим папой или дядей, то и тогда яне стал бы его поддерживать на выборах просто так, забыв о моей основнойзадаче. Родственников и хороших людей нужно любить не в рабочее время, Паша.Ладно, давай дуй к этой парикмахерше, а то она действительно вызоветмилицию. — Он положил трубку. Затем снова набрал номер. На этот разпозвонил в Башкирию, Юлаю Абуталиповичу. — Что у нас с Гребешковым?

— Местное телевидение уже дважды показывало, —радостно сообщил Юлай. — И про тебя говорили, и даже про меня. В общем,наш Гребешков настоящий народный герой. Думаю, он может победить даже в первомтуре. Говорят, сам президент хочет сегодня к нему приехать.

— Пусть приедет, — пожал плечамиПетровский, — но сделай так, чтобы в этот момент там оказались твоижурналисты из Москвы. Случайно, конечно. Если ты выйдешь на пресс-секретаряпрезидента и расскажешь, что в город приехало сразу несколько известныхстоличных журналистов, то они заранее тебе сообщат, когда в больницу поедетпрезидент. Можешь не беспокоиться.

— Я уже позвонил, — заявил довольным голосомЮлай. — А наши журналисты обедают. Я им много выпивки не даю, ноколлекционный коньяк поставил. Пусть пока бутылочкой побалуются. А вечером мыим такой ужин устроим — на всю жизнь запомнят.

— Это само собой, — согласился СвятославОлегович, — и дай каждому по пятьсот долларов. Нет, лучше по тысяче.Скажи, на мелкие расходы. Они неплохие ребята, сразу согласились лететь.

— Конечно, согласились, — рассмеялся Юлай, —они меня давно знают, и я их давно знаю. Почему не поехать? Бесплатные билетыпервым классом, проживание в лучших номерах, сытые обеды и на прощание —небольшой «барашек» в карман. Только по тысяче я им не дам, слишком жирно. Попятьсот на брата очень даже неплохо.

— Как знаешь, — согласился Петровский, —только держи их на поводке, чтобы обязательно сняли приезд президента вбольницу. Если он, конечно, приедет.

— Ты думаешь, у нас каждый день народные артисты вбольницу попадают? — возмутился Юлай. — А это ведь больницанефтяников, президенту будет приятно сюда приехать. И заодно сфотографироватьсяс известным Гребешковым, который проходит депутатом в Государственную думу отнашей республики.

— Убедил, — коротко отозвался Святослав Олегович,прощаясь со своим заместителем.

Теперь оставалось только ждать. С Востока каждый час шлиновые вести. Коммунисты начали теснить правящую партию, вырываясь на первоеместо. Петровский вспомнил об ужине, когда часы показывали около семи. Онпозвонил Инне.

— Закажи мне ужин в кабинет.

— Что вы хотите, Святослав Олегович?

— Какой-нибудь суп горячий и еду. Все равно какую.

— Китайскую или европейскую?

— Лучше нашу. Но не нужно всякой живности, меня от неемутит.

— Хорошо, — ответила Инна.

— И еще, — вспомнил Петровский, — где нашановенькая? Как ее звали?

— Илона. Но вы велели, чтобы мы называли ее Надей.

— Это ее настоящее имя. Первое имя ей придумалаВиктория. Представляю, что она хотела с ней сделать. Наверно, отправила бы напанель.

Инна оскорбленно промолчала.

— Я просил, чтобы ее переодели и отправили в салонкрасоты, — напомнил Святослав Олегович.

— Алла Андреевна все сделала, — сообщиласекретарь. — Когда к вам вызвать Надежду?

— Прямо сейчас. Хочу посмотреть на результат.

Он углубился в бумаги. Принимая на работу молодых сотрудниц,Петровский намеренно проводил такие жестокие эксперименты. Нет, он никогда невстречался ни с одной из них. Но сама работа его агентства велась на граниморали и этики, и он должен был быть абсолютно уверен в своих сотрудниках.Женщины, прошедшие через устраиваемое Святославом Олеговичем испытание,проникались к нему большим доверием и старались выполнить любые его поручения.Кроме того, ему нужны были их лояльность и возможность переступить через некийвнутренний стыд. Сотрудницы его агентства должны встречаться с политиками,беседовать с журналистами, узнавать мнение аналитиков. Кокетничать имразрешалось, легкий флирт даже приветствовался, но любая интимная связьисключалась. Нарушительница сразу же вылетала с работы. «У нас солиднаяорганизация, — любил повторять Петровский, — мы не плодим шлюх дляразвратных политиков».

Он читал поступившие бумаги, когда позвонила Инна.

— Ужин сейчас принесут. В приемной ждет Надя. Разрешитьей войти?

— Да, конечно. — Он продолжил работать, неподнимая головы.

Дверь кабинета скрипнула. Святослав Олегович поднял глаза,глянул на вошедшую и поискал, где лежат его очки. С сорока пяти он стал иногдаплохо видеть на расстоянии.

— Входи, — велел Петровский.

Молодая женщина робко прошла в кабинет. Он наконец нашелочки, надел их и удивленно заморгал. Затем понял, что зрение его не обманывает.Перед ним стояла абсолютно другая женщина. За минувших два дня она как будтовыросла и сейчас выглядела лет на двадцать пять—тридцать. Исчез дешевый парик,открылось лицо. Ее нельзя было назвать красавицей, но такое лицо сразузапоминалось и, что важнее, бросалось в глаза. Римский нос с небольшойгорбинкой, тонкие губы, красивые карие бархатные глаза. И одежда… Одеждасделала ту девушку совсем другим человеком. На ней была длинная макси-юбка,темная блузка и черная жилетка.