Читать книгу - "Хазарская охота - Арина Веста"

Звона, что есть силы, тянула поводок. По словам Мамоныча, собака горела изнутри, как головня в костре.

– Вот только как ей объяснить, чтобы секача не трогала. – умилялся егерь. – Свинку бы нам от стада отбить и добре, а если на секача напоремся – худо. Во время гона этого героя пуля не берет.

По краям небольшой рощи Мамоныч расставил номера. Глеба и Викторию – ближе к центру, сам встал с левого фланга, откуда ожидался выход зверя, Очкарика задвинул в безопасный угол. Звону спустили с поводка. Судорожный лай затих где-то в сердце заснеженного леса, потом ожил вновь, и остервенело закружился на одном месте. Справа за елями раздался выстрел – Очкарик стрельнул из своего супер-карабина.

– Туда! – успел крикнуть Мамоныч.

На поляне с ревом и визгом крутился огромный кабан, метра полтора в холке. Сзади, почти под хвостом у него висела на сомкнутых челюстях Звона. Кабан яростно подбросил круп и, лягнув собаку задними ногами, оторвал ее, отбросил в снежный намет и, резко поддев клыками, шуранул в живот. Коротко взвизгнув, Звона плашмя упала в снег. В азарте битвы, она еще пыталась ползти вдоль взрытой борозды, волоча вырванные внутренности. Вздымая облака снега, кабан бросился в чащу. Мамоныч прицелился в середину снежного вихря.

– Стой! Не стрелять! – успел крикнуть Глеб.

Между елей, точно по линии прицела показался Костя, он скользил на лыжах, неловко взмахивая карабином. Зверь несся прямо на него. Костя бросил карабин, подпрыгнул, и по-обезьяньи вцепился в ветку. Кабан проскочил между его раскоряченными лыжами.

Глеб рванулся за зверем, насквозь прошил ельник, на бегу вывел прицельную планку и нажал спусковой крючок. Не разобравшись, откуда бьют, кабан резко развернулся и погнал на стрелка. Глеб успел выбрать убойное место – точку размером с небольшую монету между глазом и ухом. Еще секунда, и огромная голова секача расплылась в прицеле. Справа от Глеба на поляну выскочила Виктория, вскинула карабин и взяла на мушку бегущего кабана. Глеб ослабил хватку и «смазал» прицел. Грохнул карабин Виктории. Раненый вепрь крутанулся на снегу, упал на колени и, мотнув рылом, понесся напролом в чащу. Виктория проводила его взглядом.

– Где так стрелять научилась, красавица? – недобро улыбаясь, спросил Глеб.

– Там же, где и ты, – ответила Виктория. Было слышно, как на поляне причитал Мамоныч:

– Звона… Звонушка… Как же так?

Крови на снегу было немного, и собака еще дышала, не закрывая глаз. К Мамонычу подковылял Очкарик, упал на колени и зарыдал, утирая глаза шапкой.

– Пойдем, Виктория, зверя доследим. Твоя пуля… – напомнил Глеб.

Они прошли по заснеженному лесу. Кровавый порох мелькал поверх кабаньего следа, но с каждым шагом матерого кропил все чаще, гуще. След оборвался у корявой сушины, в месиве веток. Кабан забился под валежник, и затих, уткнув рыло в снег.

– Стой здесь! – сказал Глеб. – Если рванет – стреляй!

Он потрогал кабана дулом карабина. Зверь был мертв. Глеб раскидал ветки, освобождая тушу, и осмотрел. Пуля попала в межреберье, рядом с низко висящим у земли сердцем. Виктория подошла ближе, с жадным интересом разглядывая секача. От запаха теплой крови ее глаза заволокло легкой дымкой.

Она обмакнула в кровь кончик розового пальца и облизала его. Заметив взгляд Глеба, недобро усмехнулась и посмотрела в его зрачки, но Глеб до конца выдержал ее странный, притягивающий взгляд.

– Спасибо за пулю, – сказала она неожиданно мягко, точно пропела.

Она сумела оценить его выдержку, и Глеб впервые за эти месяцы улыбнулся с острой саднящей болью в скулах.

По их следам подковылял Мамоныч.

– Кончилась Звонушка, – пряча глаза, пробормотал он.

Еще засветло Мамоныч и Глеб сняли с секача шкуру и разделали тушу. Из лыж соорудили сани и доволокли мясной склад до кордона. На чердаке устроили лабаз.

Всю ночь Толстяк надсадно кашлял, видно перепил ледяной воды из кадки в сенях.

– Умираю, – стонал он, – Вызовите скорую…

– До утра потерпи, – ворчал Блатной, – завтра дотопаю до поста, и конец этому балагану.

На рассвете Глеб, Виктория и Костя во главе с Мамонычем вышли в поход. За одну дневку им предстояло пересечь Высокое урочище, то самое, где Глеб был весной, когда возвращался с перевала Хозар. В сумерках под скалой, на запорошенной снегом площадке разложили костер. Для Виктории егерь устроил настил из лапника и небольшой навес, вроде палатки. С небес сыпал медленный дремотный снег. Глеб прилег у тлеющих бревен, рядом с Мамонычем. Костя, по-воробьиному сидя на корточках, задумчиво смотрел на огонь. Мамоныч достал из костра горящую головню, намериваясь прикурить.

– Брось головню, – внезапно сказал Костя, – Захочешь помереть, снова закуришь.

– Ты чего парень? – удивился Мамоныч.

– А то, что вся наша охота слишком похожа на один древний миф. Даже название у него подходящее – Калидонская охота.

– Что за миф, наука? – заинтересовался егерь.

– А вот послушай. Все началось с весьма радостного события. У царицы Калидона родился чудный младенец. По традициям того времени, она сейчас же послала за Мойрами, богинями судьбы, чтобы узнать, что ждет ее первенца в будущем. На дворе была сырая осень, и в очаге горел огонь. Вскоре явились Мойры, и в свете догорающего пламени осмотрели младенца. Первая Мойра сказала, что младенец станет самым прекрасным юношей во всей Греции, вторая добавила, что он будет самым славным охотником и воином, а третья сказала:

– Действительно, все это могло бы так случиться, но, к сожалению, он умрет, как только сгорит это полено в твоем очаге.

Обжигая руки, царица выхватила полено из пламени, спрятала его в сундук и заперла на ключ. Ребенка назвали Мелеагром. На радостях родители закатили пир и щедро отблагодарили Богов. Но позабыли мстительную Артемиду, зная, что ей по вкусу лишь кровь, добытая на охоте. Артемида жестоко обиделась, но решила не спешить с местью. Она дождалась времени, когда Мелеагр возмужал и стал первым среди охотников, и лишь тогда она наслала на Калидон свирепого вепря, такого огромного, что его клыки-бивни были почти метровой длины! Это чудище в клочья разрывало людей и скот, вытаптывало посевы и рушило мосты. Калидону грозило полное опустошение. Тогда царь созвал на охоту знаменитых героев. За победу над зверем им были обещаны его клыки и шкура. На зов собралось полсотни удальцов, среди них было два кентавра, и даже одна женщина – амазонка Аталанта. У нее было еще и тайное имя – Вскормленная Медведицей, должно быть, греческие сказители имели в виду Ковш Большой Медведицы. Охотники стали роптать, не желая соревноваться с женщиной, но царевич Мелеагр уже влюбился в прекрасную амазонку и настоял на ее участии в охоте, тем более что никто не мог сравняться с ней в стрельбе из лука, в бросании дротика и особенно в беге. Своими чудесными дарами Аталанта был обязана тому, что хранила девственность и целиком посвятила себя Артемиде – сверхцеломудренной богине. Когда похотливые кентавры, увидев, что Аталанта оказалась вдали от других охотников, задумали изнасиловать ее, то Аталанта поразила их своими стрелами, и в охотничьем загоне стала рядом с Мелеагром. Первая атака только ранила зверя, и рассвирепевший вепрь разорвал в клочки с десяток охотников. Спасся лишь один: тот, что повис на ветке, точь-в-точь, как ваш покорный слуга, – Костя шутовски раскланялся, – Мелеагр и Аталанта одновременно бросили свои копья. Аталанта ранила зверя в голову, удар Мелеагра оказался смертельным, тем не менее, свой драгоценный трофей он преподнес Аталанте. Охотники – дядья Мелеагра были возмущены и поспешили отобрать у Аталанты подарок царевича.