Читать книгу - "После дождичка в четверг - Светлана Алешина"

Впрочем, я до последнего момента не исключал варианта, что это какая-то афера. Настораживало и то, что встреча была назначена на железнодорожном вокзале. Однако я решил пойти. Во-первых, меня вело любопытство, а во-вторых, я ничем не рисковал – ничего ценного с собой я не брал.

На вокзале меня ждали двое – высокий немногословный брюнет с красивым печальным лицом, очень хорошо, со вкусом, одетый, и невзрачный его приятель в потрепанном костюмчике, но при галстуке. Этот второй человек был невысок, узкоплеч, с жиденькой русой бородкой на интеллигентном лице. Он все время застенчиво улыбался и был похож на участкового врача или школьного учителя.

Брюнет назвался Леонидом Марковичем Траубергом, а приятеля представил просто как Сергея Михайловича. Через две минуты мне все было ясно – в филателии оба не смыслили ни черта. Правда, они этого и не скрывали. Трауберг извиняющимся тоном сообщил, что коллекция досталась ему по наследству от деда, отставного адмирала, а поскольку к маркам сам он не испытывает никакой страсти, то не прочь распродать коллекцию, тем более что сейчас весьма нуждается в деньгах.

А далее произошло нечто совсем странное. На мой вопрос, когда я могу ознакомиться с коллекцией, Трауберг ответил, что сейчас уезжает в двухнедельную командировку, и предложил связаться через полмесяца, опять же с помощью электронной почты. Ни телефона, ни адреса он мне не дал, сославшись на то, что временно проживает у сестры, а там встречаться не совсем удобно. Я попытался хотя бы приблизительно выведать у него содержание коллекции, но Трауберг отделался весьма туманными фразами, сказав только, что «там всего полно».

На сем мы и расстались. Трауберг с приятелем заспешили на перрон – объявили посадку на московский поезд, а я отправился домой, испытывая некоторое недоумение от встречи. С одной стороны, эти люди произвели на меня благоприятное впечатление – и поведение, и речь указывали на то, что я имею дело с интеллигентами. Но, с другой стороны, обстоятельства нашего свидания и неопределенные перспективы вызывали смутное беспокойство.

Теперь-то я думаю, что на вокзале они просто меня кому-то демонстрировали. Человеку, который меня достаточно хорошо знал, разбирался в филателии и мог точно сообщить, на что я могу клюнуть.

Прошло две недели. Как и было договорено, я отправил письмо по электронной почте, и Трауберг опять назначил мне встречу. Место он снова выбрал совсем неподходящее – городской парк. Погода стоит, сами знаете, какая – холодно, каждый день дождь, ветрено… Как при таких условиях знакомиться с драгоценной коллекцией?

Впрочем, я решил твердо – если этот «чайник» будет и дальше морочить мне голову, я решительно прерву с ним всякие отношения. То есть отправился на свидание я скорее для проформы.

Трауберг ждал меня на главной аллее парка. Он был все с тем же приятелем. Оба сидели под зонтами, потому что шел дождь. Я поинтересовался, куда мы пойдем, но Трауберг меня огорошил, сообщив, что взял кое-какие образцы с собой. Идти он никуда не мог, потому что опять куда-то спешил. Не помню уж, какое объяснение он выдвинул на этот раз, но прозвучало оно достаточно правдоподобно.

Что ж, делать было нечего. Конечно, я был очень разочарован и сердит на этих дилетантов. Мы же не школьники, обменивающиеся на перемене марками ценой в пять копеек! Впрочем, к тому времени я был уверен, что ничего ценного в их коллекции нет.

Они достали из чемоданчика альбом и прикрыли его зонтом. Тут выяснилась еще одна странная вещь – все марки, которые они захватили с собой, были запаяны в пакеты из толстого полиэтилена, видимо, для пущей сохранности.

Вначале я окончательно решил, что впустую убил время. Передо мной была хаотическая подборка ярких, но довольно банальных марок, которые могли прельстить в лучшем случае начинающего филателиста, но никак не знатока. Вяло перелистав несколько страниц, я уже собирался сообщить, что предлагаемый товар мне не интересен, как вдруг меня точно кипятком ошпарило!

Тут я должен пояснить: ни один уважающий себя коллекционер не собирает все марки подряд. Как правило, выбирается какая-то тематика, какая-то одна жила, и она разрабатывается уже до конца. Моя тема – фауна. Причем не весь животный мир – это практически необъятная тема! – а животный мир Заполярья. И еще один важный момент – для каждого филателиста всегда существует некая марка, которая является чем-то вроде недостижимого идеала. Вы можете собрать огромную коллекцию, но если в ней не окажется этого раритета, покоя вам не будет до гробовой доски. Вас замучает ощущение обделенности, неполноценности, чего угодно… до тех пор, пока не удастся раздобыть эту вожделенную марку.

В моем случае, то есть для меня такой раритет – детская серия начала века с полярным медведем. Три марки – синяя, фиолетовая и черно-белая – с изображением медведя, стоящего на льдине. По случайности на части тиража серии забыли напечатать цену. Именно эти бракованные марки стали настоящей редкостью. Во всем мире их существует десятка три. Заполучить их в коллекцию – почти безнадежное дело.

И вдруг в альбоме у этого придурка я вижу медведей! Синего и фиолетового. Без цены. Признаюсь откровенно – я едва не потерял сознание. Осень, ветер… скамейка в парке… слякоть под ногами… – драгоценные для меня мишки… Этого не может быть, подумал я тогда, мне они мерещатся.

Я попросил рассмотреть марки поближе. Взял в руки полиэтиленовый пакет… Понимаете, эти негодяи все точно рассчитали – марки запаяны, освещение неважное, а я вижу в первую очередь то, что хочу видеть. В общем, кое-какие подозрения еще оставались, но превалировал, конечно, шок – я держу мое сокровище в руках и, кажется, имею возможность стать его владельцем.

Однако оставалось два «но» – цена и наличие третьей марки из серии. Две, без черно-белой, это, знаете ли, не совсем серьезно. Зато все три должны стоить бешеных денег. Нужно было во что бы то ни стало убедить Тауберга, что медведи большого интереса не представляют, как, собственно, и вся коллекция.

Я изложил это весьма авторитетным тоном, а потом как бы невзначай поинтересовался, не забыл ли он черно-белого медведя дома.

– Неполная, эта серия вообще ничего не стоит! – веско заявил я.

Трауберг и его приятель слушали меня с величайшим вниманием, я бы даже сказал, с подобострастием. Ну как я мог в ту минуту догадаться, что передо мной мошенники?!

В ответ на мои слова Трауберг смущенно признался, что действительно не стал брать с собой третью марку с медведем, решив, что двух одинаковых вполне достаточно. Это простодушие взбесило меня, но я заставил себя сдержаться и предложил встретиться в нормальной обстановке, чтобы познакомиться с коллекцией подробнее. И, представьте, не нашел ничего лучше, как пригласить этих двоих к себе домой. «Возьмите с собой несколько альбомов, – снисходительно поучал я. – И обязательно захватите всех трех медведей. Если они окажутся в неплохом состоянии, может быть, я их возьму».

Может быть! Да я душу бы продал, чтобы завладеть этой серией! Да что душу – магазин бы свой отдал. Я так разволновался, что у меня началось сердцебиение. Весь вечер пил валерьянку и корвалол, а ночью не мог заснуть. Вообще все последующие дни я находился в состоянии, близком к инфаркту.