Читать книгу - "Мастер сыскного дела - Андрей Ильин"

Дело было даже хуже, чем Мишель ожидал...

Люди бежали к поезду, который вряд ли куда пойдет, лезли на подножки и в окна, стаскивали друг друга вниз за ноги.

Совсем рядом стоял сброшенный с рельсов паровоз, который, будто большое раненое животное, свистел, выбрасывая далеко в сторону белую горячую струю пара из пробитого осколком котла. Подле паровоза корчился, крича от боли, обожженный машинист.

Бронепоезд отчего-то молчал, лишь с водокачки взахлеб, длинными очередями строчил пулемет. Никакого сопротивления не было — вдоль путей в беспорядке бежали растрепанные, ошалело озирающиеся красноармейцы. Порой они прикладывались к винтовкам и, почти не целясь, стреляли куда-то назад.

— Эй, стой, куда вы? — крикнул Мишель. — С путей, с путей уходите!

Но солдаты, будто завороженные, прыгали по шпалам.

Ах дурачье, ведь именно тут, по насыпи конница пойдет! Солдаты все бежали и бежали по двое, по трое. Кто-то на ходу отчаянно кричал:

— Тикайте, счас ляхи будут здесь!

И верно, где-то совсем близко зазвенели клинки, загикали конники — теперь уж спасения не было, от конного пешему не убежать — ворвется на станцию конная лава, растечется, изрубит всех в куски.

— А ну стой!.. — рявкнул во всю глотку Мишель.

Да все без толку — разве окриком ошалевшего от страха остановить!

Вскинув револьвер, Мишель несколько раз пальнул в воздух и под ноги бегущим красноармейцам. Он по опыту германского фронта знал, что, коли теперь хоть нескольких остановить да привести в чувство, другие тоже встанут.

— Стой, курицыны дети!.. Прибью!..

Валериан Христофорович обалдело уставился на Мишеля, от которого впервые слышал брань.

— Не сметь! Все одно не уйдете — порубают вас!

Обернулся к Паше-кочегару:

— Надо их во что бы то ни стало задержать!

Матрос понятливо кивнул, сделал несколько шагов в сторону, не мудрствуя лукаво, перехватил бегущего солдатика, с ходу ударил его своим пудовым кулачищем в ухо, так, что тот, ойкнув, свалился с ног.

— Куда бежишь, шкура!..

— Ты чего дерешься — там же поляки, ведь убьют! — всхлипнул, утираясь, солдат.

— Ага, только прежде них я из тебя душу выну! — грозно пообещал Паша-кочегар.

Сграбастал еще пару бегущих красноармейцев за воротники, крутанул, стукнул лбами.

— Стоять!.. Тухлого кашалота вам в глотку!..

Этот, коли сказано, мимо ни единой души не пропустит!.. — успокоился Мишель.

Крикнул зычно:

— Слушай мою команду!..

— Слушать командира, язви вас в селезенку! — поддакнул Паша-кочегар.

Теперь уж Мишеля услышали.

— Занимай оборону — вы трое там, вы — здесь...

Стрельба залпами по моей команде!

Несколько красноармейцев плюхнулись на животы, выставили вперед винтовки, озираясь на Мишеля. Теперь и другие стали останавливаться, залегать, образуя цепь.

Валериан Христофорович, широко раскрыв глаза, глядел на Фирфанцева, которого знал интеллигентным, вполне мирным господином и никогда не видел таким вот, отчаянным сорвиголовой, палящим из револьвера и разговаривающим матом.

— Вы только, Валериан Христофорович, Христа ради, никуда не лезьте! — попросил, обернувшись к нему, Мишель. — Спрячьтесь где-нибудь — Бог даст, вас не тронут!

И вновь иным, командирским тоном прокричал:

— Всякого, кто струсит и побежит, буду расстреливать на месте!

Ждать пришлось недолго. Совсем близко, в двухстах шагах, выскочили на платформу всадники. Пригнувшись к холкам коней, они вертели над собой саблями, наотмашь рубя убегающих красноармейцев, которые, закрывая головы, валились снопами под копыта лошадей. Рубка шла беспощадная, без пленных, если кто поднимал руки, то его все одно рубили, иной раз перерезая наискось, от шеи до самого бедра.

Картина была страшная!

Кто-то с испугу пальнул.

— А ну — кто посмел?! Прекратить! — гаркнул Мишель. — Без моей команды не стрелять!

Понимал он, что конную лаву беспорядочной стрельбой не остановить. Это как слону дробина — он лишь вздрогнет! Вот только если дробин будет много да все они ударят разом и в лад, тогда только, может, будет толк!

Несется лава, сверкают клинки и вывернутые белки глаз... Теперь бы и страшиться, но именно сейчас Мишель стал спокоен, как всегда с ним случалось в бою — там, на германской, трусость среди офицерства почиталась худшим из пороков — умри, но не выказывай своей слабости пред нижними чинами. Лучше смерть, чем позор!

Вот уж стали хорошо различимы перекошенные, злые, возбужденные лица.

— Товсь! — громко, но спокойно скомандовал Мишель.

Задвигались, зашевелились винтовки.

Еще немного...

Пора!..

— Залп! — скомандовал Мишель, сам первый вскинув взятую у кого-то винтовку и целясь в грудь всаднику.

Затрещал, будто старый холст разорвали, нестройный залп. Передних всадников смело с седел, бросив на задние ряды. Несколько коней, припадая на бегу, упали на передние ноги, перевернулись, заржали. На них налетели другие.

— То-овсь! — напрягая связки, прокричал Мишель. Вразнобой, но все равно слитно, заклацали затворы винтовок, зазвенели, покатились выброшенные гильзы.

— ...Залп!..

Вновь дружно затрещало со всех сторон, закладывая уши. Пули впились в живую, несущуюся рысью стену, сшибли всадников, швырнули их под ноги позади скачущих коней. На мгновенье все смешалось, мертвые и еще живые тела образовали собой баррикаду. Бег лавы замер. Но напирающие ряды полезли вперед, топча убитых.

— То-овсь!..

— ...Залп!..

Вновь кавалеристы ткнулись в невидимую, но страшную свинцовую стену, которая ударом сбросила их наземь. Но не всех!

— Товсь!..

В обоймах оставалось всего-то по два патрона, и коли теперь не остановить конницу, то перезарядить винтовки они уж не дадут — налетят, сомнут, изрубят!

— Цель в коней! — крикнул Мишель.

Дула винтовок поползли вниз.

— Залп!..

Сразу по нескольку, из многих винтовок, пуль ударили в шеи и головы коней, пробивая их навылет. Но кони, уже будучи убитыми, уже мертвыми, пробегали еще несколько шагов, прежде чем упасть и свалить своих седоков.

— Товсь!..

Это были последние в обоймах патроны, а всадники были уж в десятке шагов.

— Залп!..