Читать книгу - "Лучший полицейский детектив - Вадим Молодых"

«Всё сам… Всё — сам!»

Полковник в любом случае уже понимал, что при таком числе фигурантов одного соглядатая за объектом мало. Подключать ещё кого-то опасно. До тайн двух смертей, если они есть, оперу не добраться физически, будь он даже поумнее, — некогда.

Мало того… Усиливалось ощущение, что не в любовных пересечениях тут дело. И было даже хорошо, что старательный придурок-опер увлёкся (пусть и дальше там сидит!) любовными коллизиями участников.

Полковнику же самому становилось по-настоящему любопытно узнать истинную причину происходящего. Он решил вспомнить молодость и тоже негласно в свободное время («где ж его взять-то! Но придётся…») поработать «в поле».

Глава 23

Антон, покопавшись даже не глубоко, а только в верхнем слое своих переживаний, ясно понял, что его куда как сильнее впечатлила последняя тёплая улыбка Дианы и её ласковый упрёк в его неосторожном за ней присмотром, нежели последовавший за этим неожиданный выход на авансцену Киры. Антон от этой ясности ощущения даже гордую силу почувствовал, понимая, что реакция Кирилла на его с Дианой флирт ему самому совершенно по фигу.

Даже не так… Антон рассмеялся в злорадстве тому, что этот разбалованный хлыщ может про них подумать чёрт знает что… И пускай! И хорошо… Даже отлично! Пусть бы ещё Кира и накрутил сам себя! Антону ясно нравилось если не быть пока любовником Дианы, то хотя бы уже казаться таковым в глазах её мужа и своего друга… Друга… А друга ли? Ведь, по сути, что их связывало с детства? Единство противоположностей.

Антон к нему привязался, потому что других привязанностей не было. Не было и перспектив — Малой был изгоем в основной толпе усреднённых личностей. Кирилл тоже выбивался из неё, только в другую сторону — в превосходство. Да-да, именно в превосходство! И близость Антона как общего изгоя давала возможность почувствовать это превосходство в максимальной степени.

Вот подсознательный мотив Киры… Никакая это не дружба! Дружба возможна только в равенстве оценок друг друга… Пусть и с разницей оценок в конкретных областях, но обязательно — с равенством общей средней личностной оценки!

А тут что было до сих пор? Покровительство, как будто… Во всяком случае, Кира-то точно себя так ощущал, пусть даже неосознанно. Но покровительство предполагает униженное положение того, кому благоволят. Антон и был в таком положении много лет, боясь признаваться себе в этом. Избегая даже размышлений на эту тему, ибо вывод из них был настолько очевиден, что возможными были только два способа поведения: принимать всё, как есть, и называть это дружбой или демонстрировать гордость и, как следствие, жить в одиночестве.

Антону приходилось все эти годы маневрировать в своей самооценке, обманывать самого себя, зачастую смиряясь с недопустимым. Оправданием, вошедшим в привычку, стала дружба… Якобы дружба.

И вот теперь пусть этот баловень утрётся!

«Интересно, каким будет с его стороны продолжение того вечера? Ну-ну… Давай-давай… Посмотрим, кан-ди-дат наук…»

Антон снова рассмеялся и невольно увидел в зеркале выражение параноидального лица злобного карлика, взгромоздившегося на плечи униженного им великана.

«Тьфу ты… Напасть!»

Он стёр ладонями ужас со своего лица. Снова взглянул — ухмылки не было, но глаза ничуть не подобрели.

«Ну и ладно! Я не Иисус Христос, чтоб прощать…»

И лицо его опять перекосила злобная гримаса, но Антон теперь оставил её на лице жить своей жизнью и просто отвернулся от зеркала.

Диана… Последняя сцена перед Кириным выходом — это была не игра с её стороны. Слишком неожиданно возник из темноты Антон, чтобы она могла так владеть собой… И в конце концов, зачем-то же она приходила в кафе! Где и Светлану, свою подругу, отшила! Довольно нахально… Вообще с той не считаясь… Словно та — пустое место. У них взаимоотношения, видать, такие же, как у Антона с Кирой, только с женской спецификой, когда понятие дружбы не предполагается даже как симулякр — незачем.

«Может Диану разрывают противоречия? Ведь она очень остро отреагировала на моё замечание про нужный ей «спасательный круг»… А может просто по-бабьи чувствует отношение к себе, вот и вибрирует… До ясного разумного понимания дойти не может — вот и мечется… Конечно! Откуда там возьмётся понимание, если мозгов нет! Значит надо помочь бабе утвердиться в её неосознанных мотивах».

И Антон, не давая себе ни секунды на осознание затеваемой им подлости, отправил ей на телефон снимок с Кирой, цветочками и медсестрой. Поразмышляв ещё минуту «звонить — не звонить», решил подождать — дать ей время на усвоение.

«…И скандал! Вот было бы неплохо — он ей меня предъявляет, она ему в ответ медсестру… Будьте здоровы, ребята!»

Антон решил подождать со звонком не только из-за Дианы, но и из-за своего состояния. Он хотел успокоиться — унять злость, и разволноваться лишь в романтическом ключе, когда он будет помнить только ту её улыбку — при расставании у подъезда, и совсем перестанет думать о её муже.

Взгляд в детство — Кира

У самого последнего изгоя рано или поздно появляется рядом некто, которого тот с готовностью представляет сам себе другом или любимым человеком, покровителем или единомышленником — кем угодно, если только этот другой способен скрасить, размазать, а лучше — разорвать устойчивое и вязкое одиночество изгоя.

Антон Малой, наконец, тоже обрёл друга. Причём со стороны эта дружба выглядела неестественно, как нелепый мезальянс. Трудно ведь, привыкнув стереотипно раскладывая мир в мозгу по полочкам, понять, что может связывать не знающего отказов и нужды баловня-барчука из богатой семьи, где папа не последний начальник в этой жизни, с забитой и безусловной безотцовщиной, которая, что называется, «трусы за дедушкой донашивает».

А при всех этих исходных данных дружба была очевидна. И только немногие справедливо предполагали, что сам этот житейский контраст и лежит в сути взаимоотношений. Они оба — Антоша и Кира — словно бы дополняли друг друга.

Мальчику Кириллу нравилось контрастно ощущать свой успех, ошибочно — по неопытности — принимаемый за превосходство. Ведь Антошка, как и Кирюша, лишался детской непосредственности не разом, не вдруг, а постепенно, и в начале дружбы восхищался игрушками и развлечениями товарища вполне искренне, без стеснения и злобы, оценивая только лишь достоинства предмета или приключения, а не их принадлежность. Именно эта искренность не давала ему злого шанса заподозрить друга в хвастовстве. Да это, пожалуй, хвастовством и не было! Ну не виноват же Кирилл перед Антоном в том,