Читать книгу - "Тринадцатая ночь - Алан Гордон"

«У меня есть шутовской колпак с бубенцами, — размышлял он. — Я пошлю его ей и умру…»

У. Б. Йейтс. Шутовской колпак.

И вновь я проснулся почти в полдень, дрожа от холода. Или от страха, или оттого, что слишком много выпил, или оттого, что не допил. Проклятая борода доводила меня до полного отчаяния. Несмотря на позднее пробуждение, я не чувствовал себя отдохнувшим, поскольку из-за ночных кошмаров спал урывками. Хотелось бы мне досмотреть этот сон. Возможно, я все-таки узнал бы того злобного насмешника.

Настал последний день уходящего года, и я решил, что Новый год встречу чистым. Кроме незаконченного собора в городе появилось еще одно новое и роскошное сооружение — общественные бани, построенные за причалами, выше по течению реки. Я оседлал Зевса и отправился с ним на прогулку, гораздо более энергичную, чем мне хотелось, но бедняга застоялся в конюшне, и надо было дать ему порезвиться.

Если собор носил черты готического северного величия, то бани явно построили на восточный манер. Должно быть, Орсино, играя роль крестоносца, сговорился с какими-то строителями из племени турков-сельджуков. Низкое квадратное здание завершалось восьмиугольной ротондой, увенчанной простым куполом. Устроенные в стенах отдушины выпускали клубы пара, суля гостеприимное тепло. Я оставил Зевса у коновязи, вошел в раздевальню и стащил с себя одежды. Сдав белье в стирку, я купил у сидящего в углу банщика чистое полотенце и проследовал по мраморному полу к коридорчику, ведущему в так называемую тапидарию, или теплую баню.

Несколько мужчин уже растянулись на каменных лавках, и мускулистые массажисты подготавливали их тела для парилки. Пар клубился в другом конце этого помещения, и там же находились потрескивающие с двух сторон печи. Я забрался на свободную лавку и отдался на волю энергичного юноши, который немилосердно намял мне бока, пока наконец каждая клеточка моего тела не взмолилась о пощаде. Я заплатил парню и побрел в последний зал.

Там в круглом бассейне, составлявшем около девяти метров в диаметре, толпились обнаженные мужчины, смывая свои грехи и печали, а заодно возрождаясь после массажа. Бассейн подогревался снизу. Я искренне посочувствовал команде печников, поддерживающей огонь в банном гипокаусте[17], особенно в такую холодную погоду, но вода была восхитительна. Я погрузился с головой, насколько хватило воздуха в легких, потом лег на спину и взглянул на сводчатый потолок, искусно украшенный картой ночного неба с золотыми звездами, поблескивающими в факельном свете. Выглядело прелестно, хотя… Мне частенько приходилось лежать на травке, созерцая реальные небеса, и всего золота мира не хватило бы, чтобы превзойти их.

Взяв мыло и мочалку, я направился в одну из семи ниш, где стояли небольшие ванны. Я бухнулся в свободную ванну, после чего банщик вылил на меня пару шаек горячей воды и старательно принялся за работу. Он уже намылил мне голову и бороду, когда поблизости зарокотал знакомый басок:

— Поосторожнее, парни. Он может оказаться бешеным.

— Приветствую вас, сэр Тоби, — сказал я, не поднимая глаз.

— Будь я проклят, если это не наш приятель торговец, — сказал он.

Естественно, он был обнаженным, и, признаюсь, мне еще не приходилось видеть на одном костяке большего количества розовой плоти. Сэр Тоби с шумом забрался в самую большую ванну, которую, должно быть, построили персонально для размещения его объемов, и удовлетворенно вздохнул.

— Райское блаженство, не правда ли? — заметил он.

Я кивнул.

— Лучшее благоприобретение, доставшееся нам от крестовых походов, если вы спросите меня. Единственная приличная вещь, собственно говоря. Эти неверные на редкость чистоплотны. Чище, чем евреи, если вы можете представить такое.

— Неужели?

— Конечно, сами они не моются все вместе. Непристойно, непристойно. Но турецкие бани великолепны.

— Единственное, чего в них не хватает, это кувшина вина, — с ленивой мечтательностью протянул я.

— Кувшином тут не обойдешься, — заявил он, поднимая над краем ванны огромный бурдюк.

Сэр Тоби основательно приложился к бурдюку, а потом переслал его мне. Пока еще шел старый год, и я позволил себе выпить.

— Ну и как вы провели время в крестовом походе? — спросил я.

— Совершенно смехотворно, — громогласно посетовал он. — Выступили отсюда, кичась нашим величием, а прибыли к месту действий, измученные морской болезнью. Но дальше было еще хуже. Мы месяцами слонялись вокруг лагеря, умирая от жгучего солнца да от скуки. Бывали, конечно, и ожесточенные кровавые бойни, в которых мы сражались с переменным успехом. Но к счастью, на нашу долю их выпало немного. Заручившись благословением Рима, наш отряд в основном мародерствовал и грабил на дорогах, а священники поджидали нашего возвращения, чтобы благословить трофеи. Самым интересным из всего похода оказалось то, что Эндрю умудрился попасть в плен.

— И герцог освободил его.

От смеха бока сэра Тоби затряслись, и волны мыльной воды хлынули через борта ванны.

— Если под освобождением подразумевается, что он доехал до мусульманского города и заплатил за него выкуп, то освободил. Но это скорее напоминало торговую сделку, чем штурм крепости. Конечно, они отчаянно торговались. Держали его у себя целый месяц, пытаясь взвинтить цену, но отпустили-таки нашего рыцаря. Уж на его содержании они точно не разорились — он ест как птенчик. Как мне помнится, его изрядно пытали, чтобы добыть хоть какие-нибудь сведения, да только Эндрю никогда в жизни не знал ничего путного, и в итоге им надоело с ним мучиться и нам позволили забрать его.