Читать книгу - "...И дай умереть другим - Фридрих Незнанский"

Грязнов. А повод: супружеская измена.

Решетов. Возможно… Хотя… Не знаю".

Турецкий выдохнул накопившееся тревожное ожидание, причем безо всякого энтузиазма. Картина Репина «Приплыли», вот вам и мотив. Рыбак, постоянно ускользая от погони, будучи в состоянии крайнего нервного напряжения, звонит Штайну или просто его выслеживает, возможно, убивать и не собирается, хочет просто поговорить, но видит в номере проститутку, ассоциирует с покойной женой, свирепеет, и мы имеем хладный труп и кучу неприятностей на свою… голову. Или Рыбак идет конкретно убивать и таки убивает.

Каковы же его дальнейшие действия? Он либо ложится на дно, либо продолжает крестовый поход на наставивших ему рога. Берегитесь, любовнички!

Турецкий нервно вскочил на ноги и явственно почувствовал необходимость их размять. Но вместо этого плюхнулся в любимое кресло и закурил, наверное, уже тридцатую сигарету за день.

Если же Рыбак думает, что правосудие свершилось (а в случае со Штайном это, пожалуй, была единственная возможность наказания, поскольку своего дипломата немцы бы нам просто так не отдали – непосредственно он не убивал, а если и заказал Марину, то доказательств, очевидно, нет), то либо он ляжет на дно, либо придет с повинной.

В противном случае будет продолжать.

Значит, нужно провести опрос мужского населения планеты на предмет, не спал ли кто из них с Мариной Рыбак, и к каждому признавшемуся приставить охрану. Интересно, сколько таковых наберется?

Турецкий машинально прикинул, скольких женщин со звонким именем Марина ему, Александру Борисовичу, приходилось знавать очень близко. Вышло, по меньшей мере, две с половиной.

Снова зазвонил телефон, наверняка Славка желает обменяться мнениями о стенограмме. Но звонила дражайшая супруга Ирина Генриховна, которая заговорщическим шепотом сообщила, что у них гости и, несмотря на всегдашнюю колоссальную занятость, господину Турецкому следует по возможности немедленно, то есть в экстренном порядке и курьерской скоростью прибыть домой.

– Кого там еще принесло? – недовольно проворчал Турецкий. Особого желания высиживать вечер в сомнительной компании он не испытывал.

– Придешь, увидишь. И купи по дороге тортик или что-нибудь к чаю. – Ирина чмокнула в трубку и отключилась, предоставив Турецкому гадать, что же это за гости, которые пришли не водки, а чаю попить.

В прихожей его встретила обиженная Нинка.

– Пап, эта крыса сожрала все мои конфеты!

– Ты же худеешь.

– Но конфеты ведь мне подарили, а она взяла и схряпала. Мои конфеты!

– Что за крыса-то?

– Какая-то Наташа, говорит, пришла брать у нас интервью, говорит, мы все будем ужасно знаменитые, вроде Моники Левински.

– Что?!

Все еще не веря, но уже закипая бешенством, Турецкий медленно раздевался, вслушиваясь в гитарный перезвон, доносящийся из кухни, и живой, веселенький Иркин треп.

– А еще она мой аккордеон трогала, – продолжала ябедничать Нинка.

– Щас разберемся, – пообещал Турецкий, взвешивая на руке торт и прикидывая, запустить им в Наташу или просто спустить ее с лестницы, а тортик потом употребить по назначению.

На кухне царила идиллия: напившийся чаю и нажравшийся Нинкиных конфет оператор разомлел у батареи и, пристроив работающую камеру на подоконнике, дремал. Наташа Гримм сегодня уже с зеленоватыми волосами увлеченно наяривала на гитаре, а Ирина, подложив ручки под щечки, восхищенно пялилась на нее во все глаза.

– Баста, карапузики, кончилися танцы, – безапелляционно заявил хозяин дома.

– Конечно, конечно, давайте пить чай, – вскинулась Ирина, неверно истолковав мужнину речь. Была она при параде и так и лучилась удовольствием.

– Ща попьем, – серьезно подтвердил Турецкий. – Только гостей проводим. – Он демонстративно упрятал торт в холодильник и встал у двери, приглашая визитеров прощаться.

Ирина наконец уразумела, что супруг не шутит и грядет непредсказуемых размеров скандал, а потому поспешила принять удар на себя и, извинившись перед гостями, немедленно уволокла Турецкого в спальню.

– Саша, как тебе не стыдно, люди пришли к нам в дом, сидят, культурно пьют чай, а тут врываешься ты и все портишь. Сейчас же пойди извинись, не ставь нас в неудобное положение.

– Что я порчу? – взвился Турецкий. – Как ты могла впустить в дом этих проходимцев?

– Правильно, пап, давай их прогоним, – поддержала Нинка.

– Они не проходимцы, а приятные, интеллигентные люди. – Оставшись в меньшинстве, Ирина отчаянно сопротивлялась. – Наташа вообще очень талантливый и уникальный человек…

– Во-во! Уникальный – это ты здорово подметила.

– Да-да уникальный, – не отступала Ирина, – она так не похожа на наших писак-скандалистов, она очень тонко чувствует и понимает жизнь. Несмотря на то что она немка, она знает и любит русскую поэзию, театр. А пока мы ожидали тебя, она показала мне несколько своих песен…

– Она еще и поет!

– И музыку пишет…

– И швец, и жнец, и на коне ездец… Да что, черт побери, она делает в моем доме?!

– Репортаж о неотесанном тебе, чтобы рассказать своим зрителям, что не все у вас в прокуратуре коррумпированные хамы и низколобые дебилы.

– Хватит! – закрыл прения Турецкий. – Если она тебе так глубоко симпатична, поди и извинись за меня, неотесанного, иначе я вышвырну ее вон безо всяких реверансов.

– Ты… ты садист и хам. – Ирина пустила дежурную слезу и умчалась в ванную.

А на кухне, несмотря на семейную сцену за стеной, чаепитие продолжалось.

– Саша, у вас прекрасный вкус, торт просто чудо, с детства люблю безе. – Наташа уже распотрошила коробку и с наслаждением потребляла хрустяще-воздушный торт. То, что Турецкий предварительно упрятал его в холодильник, ее нимало не смутило.

Оператор пробудился на запах новой еды и тоже участвовал.

– А я с детства люблю копаться в видеокамерах. – Турецкий решительно отключил камеру и извлек кассету, благо приходилось когда-то держать в руках такой же агрегат, знал, на какую кнопку жать. – Спасибо за содержательный вечер – и до свидания.

Оператор робко протестовал – в основном жестами, опасаясь, что хозяин может и камеру сломать сгоряча, а кассета – черт с ней, не жалко, все равно ничего путного не сняли.

Наташа, покончив с тортом, демонстративно медленно закурила:

– И все-таки два слова о деле Штайна и вашей работе. Что скажете?

– Идите к черту!

– О, целых три слова. А поподробнее?

Турецкий взял Наташу под локоток и неделикатно подтолкнул к выходу.

– Если ты… еще раз приблизишься ко мне менее чем на триста метров…