Читать книгу - "Современный детектив. Большая антология. Книга 12 - Андреас Грубер"

Огромная тяжесть упала с моих плеч; я вздрогнул и с неподдельной радостью ответил: конечно, я ее помню и, безусловно, она правильно сделала, что позвонила.

— Я вас не задержу. Скорее всего, у меня просто нервы не в порядке после убийства, и все-таки я решила позвонить на всякий случай. Дело в том, что меня беспокоит один из жильцов.

Я насторожился, и перед моим мысленным взором промелькнули лица соседей покойного Харальда Олесена. Должен признаться, что последним оказалось улыбающееся лицо Сары Сундквист. К счастью, жена сторожа сразу, хоть и запинаясь, объяснилась. Оказалось, что беспокоила ее вовсе не Сара Сундквист.

— Я имею в виду Конрада Енсена. Видите ли, вчера он очень напугался, можно сказать, был на себя не похож. Боялся нос высунуть за дверь и не открывал, пока не убедился, что к нему звоню действительно я. Он попросил меня сходить для него за продуктами; как мы условились, я поднялась к нему в полдень. Он специально попросил меня зайти ровно в полдень, так что должен был понимать, что это я. Так вот, я и поднялась к нему ровно в двенадцать. Несколько раз позвонила в дверь, но он не открыл. Сначала я не забеспокоилась, решила, что он заснул или все-таки вышел из дому, пока меня не было. Но теперь уже третий час, а он по-прежнему не подходит ни к телефону, ни к двери. Я несколько раз звонила и стучала… Вот я и волнуюсь — вдруг с ним что-то случилось. У меня есть ключ, но я не хочу входить без вашего разрешения. И даже если вы разрешите мне войти, уж лучше подожду вас, потому что тишина в его квартире мне совсем не нравится!

Голос у нее сел; в трубке снова послышалось прерывистое дыхание.

Несколько секунд я собирался с мыслями. Перед глазами всплыло измученное лицо Конрада Енсена. Я не мог представить, какие силы могли заставить его сегодня покинуть свою квартиру на несколько часов. Кроме того, мне отчаянно хотелось убраться подальше от своего кабинета и от телефона. Поэтому я велел фру Хансен ждать меня внизу с ключом от квартиры Енсена. Когда я приеду, мы войдем туда вместе. Фру Хансен рассыпалась в благодарностях, несколько раз повторила, какой я добрый, и заверила, что ни на секунду не оставит свой пост до моего приезда. Под конец разговора я обещал приехать как можно скорее. К счастью, когда я выбегал из кабинета, телефон молчал.

Спустившись к машине, я вдруг вспомнил, что не захватил с собой служебный пистолет. Подумав, вернулся за ним. Конечно, я не ожидал в квартире Конрада Енсена засады и перестрелки, но внушал себе, что если буду вооружен, то жене сторожа и другим жильцам, наверное, станет спокойнее. На самом деле я и сам немного испугался после разговора с фру Хансен. Не хотелось врываться в дом безоружным, тем более входить в запертую квартиру Конрада Енсена.

Жена сторожа с встревоженным видом сидела за столом. Увидев меня, она очень обрадовалась. Я попытался успокоить ее, что мне до какой-то степени удалось. Однако мое сердце невольно забилось чаще. Я попросил ее еще раз позвонить Конраду Енсену, что она тут же и сделала. В трубке послышались длинные гудки. После двенадцати гудков, которые показались мне бесконечными, я положил трубку на рычаги и кивком пригласил фру Хансен следовать за мной. Мы поднялись на несколько ступенек на площадку первого этажа.

Снова трижды позвонили — безрезультатно. Я забарабанил в дверь с такой силой, что мне показалось — она вот-вот проломится, и громко позвал хозяина квартиры. Мои крики привлекли внимание Андреаса Гюллестада, который выкатился в своей коляске из соседней квартиры, и фру Лунд, которая сбежала вниз по лестнице с мальчиком на руках. Конрад Енсен по-прежнему не подавал признаков жизни.

Я сказал вслух то, о чем думали мы все: у нас не остается другого выхода, придется войти. Я вызвал констебля Эриксена, стоявшего на углу за домом, и велел ему охранять дверь после того, как я войду. Он стоял рядом с Андреасом Гюллестадом и фру Лунд, прижавшей к себе сынишку. Они замерли в напряженном ожидании. Несмотря на то что я попросил их отойти, они не желали расходиться по квартирам, пока не узнают, в чем дело. Фру Лунд, правда, поднялась к себе и уложила сына в кроватку, но тут же вернулась. Я попросил фру Хансен впустить меня в квартиру Конрада Енсена. Она быстро закивала, однако от волнения долго возилась с ключами. В конце концов ей удалось отпереть дверь.

В квартиру Конрада Енсена я вошел один, держа в руке служебный пистолет и прислушиваясь. Я сразу же заметил, что горит люстра под потолком. Если Енсен вышел, странно, что он не выключил свет. Если не считать верхнего света, в прихожей ничего подозрительного не было. У двери стояли уличные ботинки Енсена, на крючке висело потертое серое пальто. Больше в прихожей не оказалось ничего — и никого, представляющего интерес.

— Конрад Енсен, вы дома? — крикнул я.

В тишине собственный голос показался мне неестественно громким. Я живо представил, как вздрогнули констебль и жильцы, стоявшие за дверью. Однако в квартире по-прежнему царила тишина. Смертельная тишина, подумалось мне.

Кроме меня, в квартире не было ни одной живой души. Впрочем, Конрад Енсен оказался дома. Я увидел его, как только вошел в гостиную, где тоже горел свет.

Конрад Енсен съежился в вытертом кресле у кофейного столика. Глаза его были закрыты, а между бровями я заметил пулевое отверстие. Лицо его в последний миг сморщилось в горькой гримасе, сохранив всегдашнее выражение.

Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: Конрад Енсен мертв. Пуля прошла навылет и застряла в спинке кресла. Осторожно взяв его за руку, я понял, что умер он уже довольно давно. Все человеческое тепло вышло из него. На полу валялся пистолет, в котором я сразу же признал кольт, выпущенный фирмой «Конгсберг». Все встало на свои места еще до того, как я заметил на столе шариковую ручку и лист бумаги. Видимо, раньше он загнул треть листка, а потом расправил его и положил текстом вверх. Я прочел письмо, и на меня нахлынуло облегчение.

«Я, нижеподписавшийся Конрад Енсен, настоящим признаю, что застрелил Харальда Олесена в прошлый четверг за то, что во время войны он сражался с нацизмом. Я сожалею о своем преступлении и решил покончить со своей недостойной жизнью, чтобы не отбывать наказание, которое