Читать книгу - "Здесь вам не Сакраменто - Анна и Сергей Литвиновы"

Любовнице Валентине, когда она вернулась из Ленинграда, он ничего про свой творческий запой и очевидный афронт рассказывать не стал. Они созванивались, однако от встреч она увиливала: сначала отписывалась с историей про ленинградских рок-музыкантов, затем отбыла в свой М. навестить дочку.

Наконец они встретились. Валя сразу сказала, что к ней нельзя, одна из соседок гуляет в коммуналке собственную свадьбу. Они изрядно выпили в прикормленном Юрой «Славянском базаре», и – коньяк, что ли, ударил ему в голову? – он сделал то, чего не делал после женитьбы ни с одной из своих мимолетных любовниц: пригласил Валентину к себе домой. Она согласилась. Маша растила сына в Краснознаменске и продолжала пребывать в блаженном неведении.

Улеглись в кровать. После секса Валентина мимолётно спросила, узнал ли Иноземцев что-нибудь про Вилена и Леру Кудимовых. А он, хоть и обещал в прошлый раз, но собственное вдохновение, а потом демонстрация статьи родственникам его настолько захватили, что он даже не вспомнил об этом – чего с ним обычно не случалось. Раздосадованный собственной необязательностью, он ответил любовнице излишне резко: мол, да зачем они тебе? Что ты к ним привязалась?

– Все вы, мужчины, такие! Наобещаете с три короба, да только наврёте.

– Тебе, конечно, мужчин лучше знать. Богатый опыт.

Короче говоря, слово за слово – и они поцапались. И она в сердцах выпалила:

– Зря я вообще с тобой связалась! Не хотела ведь! Чуяло моё сердце! Правильно говорят: яблочко от яблони недалеко падает.

– Что ты, интересно, имеешь в виду? На родителей моих намекаешь?

– Хорошо, я расскажу. Но имей в виду: эта история тебе, наверное, не понравится. Даже наверняка, совершенно точно не понравится.

И Валентина поведала ему о трагедии, которая уже знакома внимательным читателям нашей тетралогии^[15]. Вот краткий пересказ истории. Краткий и безэмоциональный – однако девушка, по причине своей личной заинтересованности и вовлечённости, чувств своих в том разговоре не сдерживала, и потому Юре казалось (и, в общем-то, правильно казалось), что она обвиняет самых дорогих ему людей.

Итак, в сентябре пятьдесят девятого года, когда основным героям этих событий, в том числе маме Галине Иноземцевой и папе Владику, а также Радию Рыжову и вышеупомянутым Лере и Вилену Кудимовым, было двадцать три – двадцать четыре года, они собрались на вечеринку в пятикомнатной квартире Кудимовых на Кутузовском проспекте. Присутствовали также старый (по отношению к основным действующим лицам) инженер по фамилии Флоринский и третья молодая девушка, лучшая подружка Галины Иноземцевой по имени Жанна Спесивцева.

– Спесивцева? Как и ты? – перебил Юра.

– Да, – торжественно провозгласила голенькая, завернувшаяся в простыню Валя. – Это моя мать. Мне тогда было пять годиков, и я проживала вместе с бабушкой в городе М. А мамочка поехала в столицу учиться и устраивать свою жизнь. Вот и устроила – себе и мне на голову.

И девушка продолжила свой рассказ. В тот вечер хозяйка квартиры, Валерия Кудимова, приревновала маму, Жанну Спесивцеву, к своему мужу Вилену. Как говорят, было за что. Вилен и впрямь состоял с Жанной в связи. И тогда Валерия Кудимова, недолго думая, ударила Жанну кинжалом в самое сердце – и та умерла на месте. Но самое интересное (и ужасное) началось чуть позже: вызванный дочерью Валерией, примчался с дачи хозяин квартиры, бывший энкавэдэшник-генерал. И он уговорил, убедил, запугал участников вечеринки настолько, что все они вместе и каждый по отдельности дали показания, что Жанна якобы убила саму себя! Об этом в милиции показали все без исключения! И лучшая подруга убитой Галя Иноземцева, и её молодой муж Владислав, и его друг Радий Рыжов, и старый приятель Флоринский. И, само собой разумеется, это подтвердили Лера Кудимова и её муж Вилен. Так что Лера в результате не понесла никакого наказания. Ни малейшего! Живёт, наверное, до сих пор и здравствует. И в ус не дует.

– Да откуда ты все эти подробности знаешь? – выпалил Юрий.

– Бабушка моя Елизавета, мама Жанны, примчалась тогда в Москву. Пыталась добиться правды, достучаться до сердец участников роковой вечеринки – до твоих родителей в том числе. Но бесполезно. Никто не променял своё убогое, но спокойное существование на правду и честность.

– Бред какой-то, ерунда и чушь! – воскликнул в сердцах Иноземцев-младший.

– Ты можешь считать, как хочешь. Понятно, что ты своих защищаешь. Разумеется, правда глаза колет. Но было всё именно так, как я рассказала!

– Не могу в это поверить! – повторил Юрий.

– Да тверди ты это, как попка, сколько душе угодно! Зря я вообще с тобой связалась! Не хотела же, ещё тогда, два года назад, когда фамилию твою услышала. Все вы, в вашей семейке, порченые!

– Ты говори, да не заговаривайся! – строго ответил Иноземцев.

Но на этом, на разрыве с любовницей (и не так давно любимым человеком), злоключения Юрия в то утро не закончились. Пока они с Валентиной любили друг друга и выясняли отношения в его съёмной квартире, наступило утро. За окном, тщательно завешанным тяжёлыми гардинами, давно рассвело, отправились в свой первый путь автобусы «ЛиАЗ», и, ёжась от утреннего осеннего холодка, москвичи потянулись к остановкам, чтобы заведённым порядком следовать к станку, кульману или конторскому столу.

И тут в замочной скважине заскрежетал ключ. С вечера, потеряв всякую бдительность, да и будучи выпившим и в угаре любви, Юра даже забыл закрыть замок на «собачку», даже не накинул цепочку! Дверь распахнулась, и на пороге появилась собственной персоной жена Иноземцева Мария! Начав наконец терзаться смутными сомнениями в отношении слишком вольготно чувствующего себя в столице муженька и подогреваемая намёками мамочки Эльвиры, она первой электричкой выехала его проверить. И – проверила, себе и ему на голову.

Ни оправдываться, ни объясняться никакого смысла не оставалось. Налицо было и событие, и состав преступления. Разостланная, перебутыренная постель. Запах любви и алкоголя. Недопитая бутылка на кухне. А главное – посторонняя обнажённая женщина. И голый муж.

Но глаза Марии остались сухими. И слова леденили.

– Убирайтесь. Оба. Немедленно, – припечатала она.

– Э, э, минуточку, это моя квартира! – попытался качать права Юрий. – Я её снимаю, я за неё деньги плачу.

– Видеть. Тебя. Не хочу. Больше. Ни минуты, – с белыми от злобы глазами проговорила Маша. – Вернёшься сюда завтра. Когда я соберу вещи. И съеду. А меня. И ребёнка. Ты больше никогда не увидишь. И не мечтай.

Валентина, не говоря ни слова, лишь меча временами в сторону Иноземцевых пристыженные и одновременно злые взоры, до чрезвычайности быстро оделась, схватила сумочку и хлопнула входной дверью.

Юра, надев трусы и пытаясь нацепить рубашку, принялся бубнить что-то извиняющееся, но Маша не стала ничего слушать, вышвырнула на лестничную клетку его ботинки и брюки, проговорила страшным голосом: «Убирайся!» – и бросилась в ванную: плакать.