Читать книгу - "Икона - Фредерик Форсайт"

— Прекрасно, сэр. Он постоянно выходит на связь. Ничего особенного, но полезен. Его командировка почти закончилась. Вскоре он возвращается в Москву.

— Его не отзывают преждевременно?

— Нет, сэр. А разве должны?

— Нет… нет причин, Джейсон.

— Хотите откровенно?

— Давай.

— В отделе ходят слухи, что последние три месяца у нас большие неприятности.

— В самом деле? — произнёс Гонт. — Ну, люди любят сплетничать.

До этого момента все значение катастрофы осознавали только десять высших чинов, занимающих самую вершину иерархии управления. Всего в оперативном управлении насчитывалось шесть тысяч служащих, тысяча из них работали в отделе СВ, и только сто человек имели уровень Монка. Это равнялось населению деревни, а в деревне слухи расползаются быстро. Монк набрал в лёгкие воздуха и решился:

— Говорят, мы теряем агентов. Я даже слышал, что цифра доходит до десяти.

— Тебе известно правило «знай только то, что нужно», Джейсон?

— Да, сэр.

— Ладно, допустим, у нас есть проблемы. Это случается во всех службах. То везёт, то не везёт. А что ты думаешь?

— Даже если цифра преувеличена, существует только одно место, где вся информация сосредоточена целиком, — файлы 301.

— Полагаю, нам известно, как работает управление, солдатик, — проворчал Гонт.

— А как же получается, что «Лайсандер» и «Орион» до сих пор на свободе? — спросил Монк.

— Послушай, Джейсон, — спокойно произнёс заместитель директора. — Однажды я сказал тебе, что ты любимец судьбы. Нетрадиционного поведения, нарушитель правил. Но тебе везло. О'кей, мы понесли некоторые потери, но не забывай, что данные о твоих агентах тоже были внесены в эти файлы.

— Нет, их там не было. — В наступившей тишине можно было услышать, как пролетает муха. Гарри Гонт застыл с трубкой в руке, которую он никогда не курил в помещении, а пользовался ею как актёр реквизитом. — Я никогда не подавал сведения о них в центральный отдел регистрации. Это было упущение. Очень сожалею.

— Так где же оригиналы докладов? Ваших собственных докладов о вербовке, местах, времени встреч? — наконец спросил Гонт.

— В моём сейфе. Они всегда оставались там.

— А все детали проводимых операций?

— В моей голове.

Повисла ещё одна долгая пауза.

— Спасибо, Джейсон, — сказал наконец заместитель директора. — Когда понадобишься, мы с тобой свяжемся.

Две недели спустя в верхних сферах оперативного управления развернулась широкая стратегическая кампания. Кэри Джордан, работавший всего лишь с двумя аналитиками, свёл список из 198 человек, предположительно имевших доступ за прошедшие двенадцать месяцев к файлам 301, до сорока одного. Олдрич Эймс, в это время проходивший курс обучения итальянскому, оказался в коротком списке.

Джордан, Гонт, Гас Хатауэй и ещё двое их коллег спорили, следует ли, чтобы действовать наверняка, подвергнуть людей из этого списка, как бы болезненно это ни оказалось, серьёзному экзамену — тестированию на полиграфе и проверке личных финансов.

Полиграф, или «детектор лжи», был американским изобретением, и на него возлагали огромные надежды. И только исследования, проводимые в конце восьмидесятых и начале девяностых годов, показали, насколько он может оказаться ненадёжным.

Во-первых, опытный лжец может обмануть его, а шпионаж основан на том, что обмануть можно только врага. Во-вторых, ведущий допрос должен быть прекрасно подготовлен, чтобы задавать правильные вопросы. А этого нельзя сделать, если предмет допроса не проверен. Чтобы выявить лжеца, надо заставить виновного думать: «Боже мой, они знают, они знают», — и его пульс участится. Если лжец поймёт по вопросам, что проверяющие ничего не знают, он успокоится и сможет обмануть умный прибор. В этом различие между тестами для врагов и для друзей. Дружеская версия — пустая трата бумаги, если объект ловок и приготовился лгать.

Ключом к расследованию, которого требовал заместитель директора, стала бы проверка финансового положения. Если бы им только было известно, что Олдрич Эймс, разорившийся и впавший в отчаяние после скандального развода и вновь женившийся год назад, купается в деньгах, а деньги положены в банк после апреля 1985 года!…

Во главе группы, возражающей Джордану, стоял Кен Малгрю. Он напомнил об ужасающем вреде, который нанёс Джеймс Энглтон, постоянно проверявший верных офицеров, и указал на то, что проверка личных финансов является грубым вторжением в частную жизнь и нарушением гражданских прав.

Гонт возражал, что никогда во времена Энглтона управление не теряло одновременно дюжину агентов всего лишь за шесть месяцев. Расследования Энглтона были вызваны паранойей, а в 1986 году ЦРУ стоит перед убедительным фактом, что происходит что-то трагичное.

«Ястребы» проиграли. Гражданские права победили. На «жёсткую» проверку сорока одного сотрудника было наложено вето.

* * *

Инспектор Павел Вольский тяжело вздохнул, когда на его стол шлёпнулось ещё одно дело.

Год назад он чувствовал себя совершенно счастливым в отделе по борьбе с организованной преступностью в чине старшего сержанта. По крайней мере там случалось совершать налёты на склады преступников и конфисковывать их неправедно добытые веши. Ловкий сержант мог жить совсем неплохо, когда с конфискованного добра снимали жирную пенку, прежде чем передать его государству.

Так нет, его жена захотела стать супругой инспектора, поэтому, когда подвернулся случай, он ушёл на учёбу, получил повышение и был переведён в отдел убийств. Он не мог предполагать, что ему придётся заниматься исключительно «неопознанными трупами». Когда он смотрел на поток папок с материалами, проходящий перед его глазами, ему часто хотелось вернуться на Шаболовку.

В лучшем случае к заключению о смерти неопознанного убитого прилагалась бумага с предполагаемым мотивом убийства. Ограбление, бесспорно. Вместе с бумажником жертва утрачивала деньги, кредитные карточки, семейные фотографии и самое важное — паспорт, принятое в России удостоверение личности с фотографией и всеми необходимыми данными.

В случае, если это был порядочный гражданин с бумажником, который стоило красть, обычно появлялись родственники. Они обращались в милицию с заявлением о пропавшем без вести, и Вольский каждую неделю получал целую галерею семейных фотографий; часто удавалось идентифицировать личность. Затем рыдающей семье сообщали, где можно опознать и забрать тело пропавшего родственника.

Когда же мотивом убийства было не ограбление и вместе с телом находили паспорт, такое дело не попадало к Вольскому вообще.

Конечно, все те бродяги, которые выбросили свои документы, указывавшие, кто они и откуда, потому что не хотели, чтобы милиция выслала их обратно, тоже не попадали к нему. Вольский разбирался с убийствами определённого типа — когда неизвестное лицо убито неизвестными лицами. Он считал своё занятие особым, но довольно бесполезным.