Читать книгу - "Вижу вас из облаков - Анна и Сергей Литвиновы"

Женя снова лежала недвижима, руки безвольные, свежий порез на пальце заклеен пластырем.

– Но сколько… сколько мне еще ждать? – тускло спросил Денис.

– Может быть, годы, – безжалостно сказал врач.

Он горько усмехнулся:

– Боюсь, у меня не хватит на это средств.

И вдруг увидел: Женькины губы дернулись, сложились в улыбку.

Голос пропал – только и мог, словно сам коматозник, судорожно тыкать пальцем в сторону постели.

Викентий Ильич метнулся к больной, удовлетворенно кивнул:

– Улыбается. Тоже хороший признак.

Взялся за ее пульс, похвалил:

– И наполнение лучше стало. Надейтесь, Денис. Ждите. И обязательно продолжайте с ней разговаривать.

* * *

Поездка в Киржач Владимирской области Ходасевича изрядно утомила, и отправляться теперь еще в город Донской Тульской губернии он решительно не хотел. Посылать туда доморощенных сыщиц – Танюшку и Данг – тем более неразумно. Но разобраться, что там делала Женя, пора.

Хорошо, когда десятки (а то и сотни) друзей, когда-то соратников и учеников разбросаны по всему миру.

Оцифровать свои контакты, как призывала падчерица, Валерий Петрович так и не собрался, поэтому сейчас нацепил на нос очки и открыл пухлую записную книжку. Страницы истерты – он частенько ее пролистывал, «освежал контакты», поздравлял с днем рождения или звонил просто потолковать. Кто там у нас из близлежащих регионов?

Толик, с кем вместе служили на Кубе, обосновался в Туле. А Костя, когда-то юнец, а нынче матерый майор, помнится, упоминал, что у него родители в Новомосковске. Хворают, но в столицу не едут. Приходится ему к ним мотаться – все выходные и отгулы.

Дергать служивого человека не хотелось – поэтому первым делом побеспокоил пенсионера, Толика из Тулы. Тот на обычный звонок не откликнулся, а в мессенджере радостно сообщил: дети подарили поездку в Турцию, наслаждается морем и солнцем. Валерий Петрович порадовался за приятеля, пожелал хорошего отдыха.

Набрал Костю – и тут повезло. Бывший ученик тоже пребывал в отпуске, но проводил его у родителей, в Новомосковске. Всего-то в десяти километрах от Донского.

Ходасевич изложил свою просьбу.

Костя задумался:

– Полтора месяца назад, говорите, приезжала? И адрес неизвестен?

– Тем интересней задача, – подначил бывшего ученика Валерий Петрович.

– Если б в Донском еще видеокамеры были…

– …в них все равно не хранилась бы информация шестинедельной давности. Жилой сектор куда эффективнее. Приезжала москвичка. На своей машине. Долго кого-то ждала. Бдительные старушки не могли обойти вниманием.

– Ладно, Валерий Петрович. Попробую, – пообещал бывший ученик.

* * *

Прошлое не оставляло Алевтину Гордеевну. Вроде бы давно на отдыхе заслуженном, и клятву себе дала, что со старым покончено, но мысли ведь из головы не выкинешь. Вот и сейчас – сидела, жарким деньком, у городского пруда, коптилась под непривычно горячим солнцем, потягивала дрянное белое винишко из пластикового стаканчика – и поражалась людям. Через пару шезлонгов от нее – усталая деваха, уже битый час пытается грудничка укачать, на лице злоба и скука, у ног еще двое трутся, мелюзга мелюзгой. Мужика рядом не видно. И деньжат явно нет – дети кругом чипсы трескают, а эти, всем семейством, одну буханку на клочки раздирают. Хлебом кормиться на пляже, это ж вообще тоска! А малыш – прекрасный, кудряшки белые, носик точеный. Славянин и здоровенький, сразу видно. Самый ходовой товар.

Алевтина Гордеевна больше тридцати лет проработала в родильном доме и даже сейчас, когда ее деятельность заклеймили и права заниматься медициной лишили, считала: все она делала правильно. Только лицемеры говорят, что дети – божий промысел. Но на деле кому-то они даром не нужны, хотя Всевышний исправно посылает, а другие – воцерковленные, положительные во всех смыслах – головой о каменную стену биться готовы, чтобы родить, а не дают им.

И почему нельзя заниматься перераспределением, если от того всем хорошо?

Первый раз Алевтина Георгиевна поспособствовала, еще когда медсестрой работала в женской консультации. Была у нее подружка – на все готова ради наследника, только не получалось. А на прием как раз девчонка пришла. Студентка. Не местная. Срок двадцать шесть недель. Восемнадцать через месяц должно исполниться. Все умоляла, чтоб на аборт отправили, а когда узнала, что поздно, рыдала: только родителям не сообщайте!

А доктора, при ком Алевтина Георгиевна работала, очень вовремя к главному врачу вызвали. Остались они со студенточкой наедине, и медсестра предложила: на учет не вставать, ребеночка родить дома, сразу отдать в хорошую семью. Да еще и заработать на этом. Девчонка снова зарыдала – теперь от радости. И провернули – без всякого опыта – шикарную комбинацию. Для девицы квартирку сняли в пригороде, кормили, приглядывали. Подружка Алевтинина начала накладной животик носить, всем объявлять, что беременна, и срок уже приличный, а раньше молчала, потому что выкидыша боялась. Домашние роды прошли без сучка, без задоринки. Малыша у студентки сразу забрали, дали ей прийти в себя, малой денежкой вознаградили – и отправили восвояси. А подруга Алевтины ребенка зарегистрировала на себя. Давно уже взрослый – красавец, высокий, положительный! Мамку с папкой (считает, что родные) балует, путевки в санатории дарит.

Ну, и дальше, по мере сил, Алевтина Георгиевна продолжила творить богоугодные, как считала, дела. Иногда за деньги (хлопоты же, риск), а когда видела, что очень нужно людям – могла и бесплатно помочь.

Поступила в медицинский, окончила. Пошла работать в родильный дом. Со временем до главного врача доросла. И тут уже к делу подошла с размахом. Со всей страны к ней съезжались бесплодные дамочки с накладными животиками – оформляла их как беременных на последних сроках. А «кукушек» в крупном областном центре всегда хватало. Да и земля слухами полнится – стали из других регионов являться, просить-умолять: чтобы грех на душу не брать, в мусоропровод не выбрасывать, и новорожденное дитя – в хорошую, любящую семью.

Иногда случались накладки. Юная мать (родившая без документов) вдруг вцеплялась в младенца, отказываясь с ним расстаться. Или приемные родители (Бог таким судия) обнаруживали у ребенка наследственные пороки и приходили сдавать обратно. Но Алевтина Гордеевна всегда заранее предчувствовала возможный скандал, старалась, чтоб шито-крыто. Специальный родительский резерв формировала – таких, кто готов любого ребеночка взять, не обязательно идеально славянской внешности и абсолютно здорового. Щедро прикармливала коллег. Водила дружбу с городским начальством.

Но все равно настал день, когда налаженный и всем удобный бизнес рухнул. В стране ж с настоящими преступниками бороться боятся – куда проще хорошее дело порушить.

Алевтину Георгиевну обвинили по нескольким уголовным статьям (мошенничество, подделка документов, торговля людьми). Впаяли шесть лет. Медициной запретили заниматься пожизненно.