Читать книгу - "Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества - Владимир Шеин"

— Ну и что? — всё ещё не понимала Кристина.

— А то, когда следователь передаёт эти конверты эксперту для проведения экспертизы, тот по понятным причинам вынужден эти конверты вскрыть, а после окончания исследования, вновь запаковать образцы в конверты. Как правило, он помещает их в те же самые конверты, в которых они поступили. Но при этом он ставит свою подпись на них и свою печать. Это позволяет проследить путь вещественных доказательств и исключает возможность допуска к ним посторонних лиц. В нашем случае эксперт дал заключение лишь по шести дактилоплёнкам, которые были помещены в шесть конвертов. Вскрыл он больше — 23, и опечатал он тоже 23 упаковки.

— То есть он изучал больше образцов, чем отразил в исследовании? — вмешался Плотников.

— Да. Но не это главное. Он не исследовал все образцы. И нам необходимо узнать почему. Я пытался поговорить с Гофманом, но он не захотел сообщить мне причины нестыковок по количеству образцов, поэтому я и заявил об этих фактах сегодня в суде. Вы, Владимир Владимирович, значения моим словам не придали при нашей последней встрече, поэтому я был вынужден действовать несколько вразрез с вами, а может и вопреки вам.

— Вячеслав, — тут уже влезла Фёдорова, — получается эксперт смошенничал? Моего сына подставили?

— Может да, а может и нет. Кристина, поймите, эксперт тот же человек. Ему, как и любому из нас присущи и лень, и…..

— Здесь вам следовало бы сравнить его с собой. — перебил меня Плотников.

— Возможно. — спокойно отреагировал я. — Но речь не о том. Вероятных причин такого поведения Гофмана множество, посмотрим, как он будет отвечать на наши вопросы.

— Что это даёт моему сыну? — вновь влезла Фёдорова.

— Вашему пасынку, извините, — увидев уничтожающий взгляд Кристины, я поправился, — сыну даёт многое. Эксперт исследовал не все образцы, значит это необходимо сделать. Более чем вероятно, будут обнаружены пальцы иных людей, не только вашего сына. Тогда он перестаёт быть единственным подозреваемым, что предоставляет нам широкое поле деятельности.

— Это же здорово! — мачеха, называющая себя матерью, горела оптимизмом. — Что мы будем делать в связи с отказом суда провести генетическую экспертизу?

— Этот вопрос следует задать не мне, а уважаемому Владимиру Владимировичу. Я против её проведения.

— Почему против? — сразу же отреагировала Фёдорова.

— Мне, кстати, тоже интересно. — поддержал её Плотников.

— Потому что её результаты предсказать невозможно. Представьте, что на одежде Степана кровь именно убитого Костомарова. Такое заключение не оспоришь. Все сомнения необходимо толковать в пользу нашего клиента. Сейчас эти сомнения есть.

— Я уверена, что такого быть не может. Степан не убивал.

— Возможно, не убивал. Ни вы, и ни я на месте не были, при убийстве не присутствовали. Пока мы не знаем, где он находился в то время, когда убивали Костомарова. Я против необоснованного риска.

— А я доверяю клиенту и уверен в том, что крови убитого на его одежде быть не может.

— Если бы я доверял каждому слову своих клиентов, то не выиграл бы ни одного дела. Я не встречал ещё ни одного из них, кто бы не обманывал меня. Все лгут.

— Вы не верите моему сыну?! — вскинулась Фёдорова.

— Я никому не верю, вашему сыну тоже. Нам с вами нужна не вера, а факты. Их пока недостаточно. Не забывайте, эта ваша пустая вера уже привела к обвинительному приговору.

— Сложный вы человек. — вздохнула она.

— Не сложнее других. Итак, я ответил на все ваши вопросы? — я посмотрел на обоих.

— Да. Вячеслав, я настаиваю, чтобы вы действовали в связке с Владимиром Владимировичем.

— Мы так и работаем. — спокойно ответил я.

— И будем продолжать работать. — с нажимом произнёс Плотников.

— Хорошо. — Кристина поставила точку в нашей беседе.