Читать книгу - "Забытое убийство - Марианна Сорвина"

В факельном шествии, помимо Хабермана, участвовали и другие члены кружка «младотирольцев» – любимый ученик Пихлера и создатель общества «Pan» Антон Ренк, поэт Артур фон Валльпах, карикатурист Эдуард Тёни. Драматург Краневиттер, автор скандальной пьесы об Андреасе Хофере, нес во главе факельного шествия черно-красно-золотое знамя Хофера.

К концу века всё это могло бы выглядеть забавным анахронизмом. Всё, кроме живого Пихлера, к которому относились с уважением. И символика шествия была данью не имперской исторической патетике, а подвигам людей, готовых рисковать и отдать последнее, что у них есть, – свою жизнь.

При этом сам Пихлер вовсе не желал быть незыблемой иконой этого движения – он не почивал на лаврах и не возносился ввысь от собственной значительности. Принимая участие во всех начинаниях своих молодых последователей, философ вел с ними постоянную переписку, охотно посещал их собрания, сотрудничал в их изданиях. Он даже настаивал, чтобы его имя не ставили первым в ряду публикаций «Jung-Tirol». Видя в этих людях свое продолжение, Пихлер поддерживал их как свою неформальную научную и культурную «школу», оставаясь при этом «одним из них», старшим товарищем, собратом.

Демократизм Пихлера впоследствии был отражен даже в его памятнике, воздвигнутом скульптором Эдмундом Клоцем в Инсбруке в 1909 году, к девяностолетию. Суховатый пожилой человек с горным молотком в руке – это скорее труженик, мастеровой, нежели ученый-мыслитель, привыкший к кабинетной работе.

На рубеже столетия старик Пихлер и сам ощущал дух нового времени. В сущности, он сам его и создал, когда собрал вокруг себя «младотирольцев» – патриотов родного края и борцов за независимость против отжившей империи с ее устаревшими ценностями и сомнительной моралью^[217].

Со времени героических боев прошло уже пятьдесят лет, и теперь ему было восемьдесят. Пихлер больше не мог создать ополчение, а за них – молодых интеллигентов от двадцати до сорока, отнюдь не солдат – он искренне боялся, понимая силу и агрессивное единство старого мира. Как же настойчиво он убеждал «младотирольцев» осторожнее наступать и на папскую церковь, и на исторические символы вроде Хофера! Как будто о них, «младотирольцах», его стихотворение «Мечтатели» – узнаваемая притча о трех пареньках, отправившихся искать счастье. Первый, мечтавший о богатстве, умер в дырявой рубахе на больничной койке, второй, грезивший о красавице, был обманут ею и попал в рабство, а третий, желавший стать народным героем, закончил жизнь на виселице. «Мальчики, мечтайте лучше в меру!»^[218] – призывал Пихлер. А они чаще всего вежливо пренебрегали его советами, принимая их за проявление консерватизма старого вояки.

Франц Краневиттер вспоминал в своей автобиографии, что «не внял тогда этим предупреждениям Пихлера и не оставил в покое эту символическую фигуру^[219], которая является незыблемой основой Церкви с возложенными на нее черно-золотыми перстами»^[220]. Консерватизм, конечно, тоже был: не мог Пихлер, человек XIX века, пренебречь старыми идеалами, на которых строилась его боевая молодость. Как он сам был идеалом для молодежи конца века, так для него героями стали люди, боровшиеся с Наполеоном в начале столетия, – Андреас Хофер, Йоахим Хаспингер, поэт Теодор Кёрнер.

Став уже в восемнадцать лет известным поэтом и драматургом (его пьеса была поставлена в Венском «Бургтеатре»), Теодор Кёрнер прожил на свете только двадцать один год. Пихлер вспоминал слова поэта, ставшие и его девизом: «Нет жизни там, где нет свободы». Но под этими словами мог подписаться и каждый «младотиролец». Газета «Der Scherer» также цитировала стихи Кёрнера^[221].

Символично, что первая постановка «Андре Хофера» в театре состоялась как раз в день похорон Пихлера – 15 ноября 1900 года: отныне бунтари «Юнг-Тироля», потерявшие овеянного горными и боевыми ветрами наставника, были предоставлены самим себе и открыты всем стрелам.

Стихотворение «Смерть»^[222] Адольфа Пихлера, написанное задолго до его физической смерти, выглядело почти несерьезно. В нем он в шутливой форме дает отповедь унылому скелету, явившемуся к нему в дом с песочными часами – знаком смерти. Пристыдив незваного гостя, писатель заодно предупреждает и случайных грабителей: