Читать книгу - "Изумрудные зубки - Ольга Степнова"

Сзади возник Флек, он по-прежнему улыбался, Таня видела его в зеркале.

– Ничего не хочу, – сказала Таня, глядя в зеркальное отражение его глаз. – Только это платье. Только его.

– Оно свадебное, – предупредил Флек.

– Я не слепая. Именно поэтому я его и хочу. У меня не было свадьбы, не было платья. Мы с мужем сбегали в загс, как преступники, которые опасаются, что их застукают на месте преступления. Потом посидели в каком-то кафе, где неожиданно выключили электричество и при свечах подавали только холодные закуски. Я хочу только это платье и ничего больше! При условии, что я вам ничем не обязана.

– Оно твое без всяких условий. Просто потому, что я добрый фей Флек. Эй, Наташа, снимай это платье с куклы, у него появилась хозяйка!

«Завтра я начну его ненавидеть...»

* * *

Татьяна прошла вдоль рядов с джинсами.

Конечно, она не собиралась ничего выбирать. Конечно, она не станет участвовать в этом всеобщем пьяном безумии.

Впрочем, может быть не будет ничего неприличного, если она выберет себе вон те белесые джинсики с вышивкой на карманах, или вот этот джемпер цвета фисташки?

– Бери! – подпихнула ее в спину Сычева. – Бери, не выпендривайся! Считай, что на твоей улице сегодня перевернулся пикап со «Сникерсами». Такое в Москве не каждый день происходит, это я тебе как местный житель точно говорю. Бери! – Сычева пошла в примерочную, неся в руках охапку шмоток.

Татьяна посмотрела на себя в зеркало. Лицо измученное, бледное, под глазами синяки. Не для того она в Москву ехала, чтобы получать подачки от торгаша и бабника Флека! Завтра он проснется, подсчитает ущерб, нанесенный его магазину налетом малознакомых девиц и будет раскаиваться, будет волосы на себе рвать! Не зря на него так насмешливо смотрят все продавщицы из-под кукольно-длинных ресниц. Наверняка он не в первый раз одевает здесь «в некитай» ораву первых встречных девиц.

Татьяна представила, как утром Флек впадает в неистовство от своей пьяной щедрости и улыбнулась. И вытянула из ряда вещей белесые джинсы, и фисташковый джемпер, и батник – веселый, оранжевый, смелый батник с пуговицами-бабочками (ни за что бы не рискнула потратить на такой деньги!), а еще свитерок с орнаментом, в котором просматривались лукавые оленьи морды.

Из примерочной вышла Сычева в фиолетовом брючном костюме.

Из другой кабинки выплыла Афанасьева в платье невесты, которое смотрелось на ней так органично, что не следовало бы бегать в загс, чтобы его надеть.

Откуда-то взялся мальчик-посыльный, который дотащил объемные пакеты с вещами до «Хаммера».

* * *

Музыка гремела, отключая мозг.

Яркие всполохи света чиркали по разгоряченным, опустошенным лицам.

Таня, приподняв подол подвенечного платья, прыгала, извивалась, кривлялась – делала то, чего никогда в жизни не делала, потому что была «хорошей девочкой» и в танцевальных безумствах на пьяную голову никогда не участвовала.

Ей было весело. Искренне, по-настоящему, без натяжки весело. Во всяком случае, Афанасьевой так казалось. Только этим скаканием, кривлянием и полной отключкой мозгов можно было вытряхнуть из себя боль, страх, отчаяние и полную беззащитность перед всем, что происходило с ней в последнее время и должно было еще произойти.

Рядом, в толпе, танцевала Сычева, для которой такое времяпровождение, очевидно, было привычным. Сычева каждой клеткой своего тела попадала в ритм и настроение музыки, она ничего «не стряхивала» с себя, а самовыражалась, отдаваясь танцу осмысленно и на публику.

Где-то чуть позади маячил темный затылок вешалки. Затылок подпрыгивал, дергался, и иногда были видны оранжевые плечи и пуговицы-бабочки, которые отсвечивали, ловя свет мечущихся по залу цветных прожекторов.

Флек отплясывал в центре круга, образовавшегося в толпе. Ему было жарко, он скинул пиджак, а галстук подарил какому-то пьяному в стельку юнцу. Он не очень заботился об эстетичности своего танца, дрыгал ногами, махал руками, тряс головой. Кажется, он просто бесился, как подросток, впервые оставшийся дома один.

Кто-то вдруг схватил Таню за локоть. Не прекращая безумного танца, она обернулась и увидела беззвучно хохочущего Кузнецова.

– Это не я, Кузнецов! – переорала она музыку и гомон толпы. – Это не я!

Таня выскочила в круг, схватила Флека за плечи. Тот послушно ее приобнял и повел в вечной «топталке». Музыка, как по заказу сменилась на медленную.

– Пять баллов по русскому и литературе и я вас не видел! – заорал Кузнецов.

– Четыре! – крикнула Таня. – Четыре балла, или можешь рассказывать, что видел меня на панели пьяной!

Кузнецов заглох, видимо, принял условие.

Таня обернулась и увидела, как из зала, прижав к уху мобильник, выходит Сычева. Еще она заметила, что Татьяну на танец пригласил какой-то длинный-предлинный хмырь. Он старался прижаться к добыче плотнее, но оранжевый батник пятился от него, сохраняя дистанцию.

От Флека пахло весельем, молодостью и хорошим парфюмом. И дистанции до него не было никакой. Вот она, Афанасьева, в своем жемчужном свадебном платье, и сразу начинается разгоряченный, сияющий Флек. У него наглые руки, которые держат так, будто ты сама к нему прижимаешься.

Куда исчезла Сычева с мобильником?..

– Ты мне нравишься, – сказал ей на ухо Флек, и хорошо, что сказал – в этом было хоть какое-то оправдание подростковому топтанию под тягучую музыку.

– Повтори, – попросила она Флека одними губами, но он услышал, несмотря на то, что ее губы были на уровне его плеча. Рубашка у него намокла от пота, но пахла все равно хорошим парфюмом. А может, это пот и дорогой алкоголь дают эффект хорошего парфюма? Она ни черта в этом не смыслит! Совсем ни черта, потому что в ее жизни был только один мужик – Глеб. По нынешним временам это так же пошло, как иметь водителя за рулем «Хаммера».

– Ты мне очень нравишься. Ты училка с воротничком под горло, в юбке по щиколотку, дулей на голове и бесцветной помадой, но это абсолютный обман и неправда. На самом деле ты дерзкая, яркая, сумасшедшая. Тебе никто об этом не говорил?

– Нет.

– Ты не представляешь, как это сексуально – прятать такую натуру за скромным образом педагога.

– Зря ты это сказал – «сексуально».

– Почему? Я всегда говорю то, что думаю, особенно когда выпью.

– Я не буду спать с тобой только из-за того, что ты накормил меня и моих подруг в ресторане, а потом осчастливил шмотками.

– Зря ты это сказала – «спать». Я бы обвенчался с тобой тайком, в какой-нибудь захолустной церквушке, не спросив благословения маменьки.

Таня опять хотела одними губами сказать «повтори», но не сказала. Она спросила: