Читать книгу - "Проклятие Гоголя - Николай Спасский"

Божана между тем как ни в чем не бывало плела свое кружево.

– Но и это не самое показательное. Если в случае с Виельгорским Гоголь только ждал смерти друга, то Языкова он в прямом смысле этих слов готовил себе на стол. Как откармливают поросенка, чтобы зарезать по весне. Гоголь всеми мыслимыми и немыслимыми обещаниями соблазняет Языкова. Обещаниями комфорта, дружбы, компании, выздоровления. Только чтобы уломать того поселиться вместе в одной квартирке в Риме. Допускаю, что Гоголь надеялся на половую близость с умиравшим Языковым. Что тот, будучи тяжелобольным, несмотря на свою всем известную гетеросексуальность, не станет противиться… А может быть, Гоголь преследовал совсем другую цель. Он сознательно заманивал тяжелобольного к себе домой, чтобы терпеливо дождаться его смерти и заполучить в полное свое распоряжение его тело. Не какой-нибудь там трупик из морга, а тело близкого, родного человека, поэта и великого бабника. А Гоголь ох как любил приобщиться к знатным, богатым, известным и удачливым! Не спорю, сцена, безусловно, дикая, но вполне соответствующая образу Гоголя и стилю его поведения… И, кстати, его творчеству. Подобную сцену без какого бы то ни было насилия над здравым смыслом можно представить в канве повествования ну хотя бы «Страшной мести». Естественно, будь тогда цензура помягче… Избави боже, я не утверждаю, что именно так и было. Я этого не знаю. Но исключать нельзя ничего.

Воцарилось неловкое молчание. И Гремин, и Марианна, и Евгения дружно потупили взгляды. Марианна на правах хозяйки посчитала нужным чуть слышно произнести: «Какой-то монстр получается!»

Божана сделала вид, что не услышала, но сообразила, что увлеклась, переборщила. И быстро вернула разговор в прежнее русло.

– Так или иначе записали и Языкова. Что дальше?

Друзья переглянулись.

– Давайте прикинем, что еще было странного, подозрительного, таинственного в жизни Гоголя. Если проследить рисунок его жизни в 1830-е и в начале 1840-х годов. Что обращает на себя внимание?

Гремин покрутил бокал.

– Наверное, неожиданные отъезды Гоголя. Когда он без объяснения причин, без подготовки, никого не предупреждая, вдруг менял все свои планы, срывался с места и куда-нибудь уезжал.

– Абсолютно правильно. В жизни Гоголя присутствовали две страннейшие особенности: его неожиданные отъезды и необъяснимые кризисы его болезни. Вроде бы без каких бы то ни было заметных причин.

– Точно, – встрепенулась Евгения, – я помню, непонятные приступы болезни и меня удивляли. А кстати, чем он все-таки болел, Божана?

– А с ним, строго говоря, ничего не было.

– Как так?

– Да вот так. Во времена Гоголя его болезнь называли нервным расстройством. Потом, спустя несколько десятилетий, известный российский психиатр, если мне не изменяет память, Бажанов, Баженов, на основании свидетельств очевидцев поставил диагноз периодического психоза. По существу же ничегошеньки серьезного у Гоголя не было. Да, он страдал от расстройства кишечника, от геморроя, от запоров. Даже в предсмертные дни его донимали именно запоры. Однако это не те болезни, которые тебя подводят на край жизни и смерти. А Гоголь со своими кризисами и вправду несколько раз бывал на грани дать дуба… Еще интересней посмотреть, как накладываются друг на друга эти два рисунка – неожиданные отъезды Гоголя и обострения душевной болезни.

Божана попросила еще лист бумаги.

– Итак, на одном листе бумаги мы с вами перечислили особенности Гоголя, свидетельствующие о его ненормальной сексуальной ориентации. Сейчас на другом я помечу основные этапы в его перемещениях и основные приступы его заболевания. Буду восстанавливать по памяти, поэтому не обессудьте, если где ошибусь… Итак, перемещения. С осени 1837 года, года смерти Пушкина, по лето 1838 года – Гоголь в Риме. Затем он находится в Риме с осени 1838 года по лето 1839 года. Кстати, это была обычная практика, люди старались уезжать из Рима на месяцы перед августовской жарой. Причем уезжает Гоголь из Рима опять-таки неожиданно, через несколько дней после смерти Виельгорского. Затем более чем годичный перерыв в приездах Гоголя в Рим. И именно в это время, осенью 1840 года, с Гоголем приключается тяжелейший меланхолический приступ. Наверное, самый тяжелый на его многострадальном веку. Гоголь оказывается при смерти, а после перенесенного приступа отправляется в Рим. С осени 1840 года по лето 1841 года он опять в Риме. Затем годичный перерыв. Когда в начале 1842 года с ним случается повторение тяжелейшего приступа. С осени 1842 года по лето 1843 года Гоголь в Риме. На этот раз вместе с умирающим Языковым. Потом перерыв в несколько лет. И в приступах, и в приездах в Рим. С осени 1845 года по лето 1846 года Гоголь последний раз проводит несколько месяцев в Риме. С тех пор, вплоть до предсмертных недель, кризисы больше не повторяются. Фактически с редкими просветлениями Гоголь все время в состоянии глубочайшей депрессии. С осени 1846 года по лето 1847 года он в Неаполе. Однако эксперимент не срабатывает. Неаполь в отличие от Рима не выводит Гоголя из депрессии. Весной 1848 года Гоголь предпринимает последнюю попытку справиться с депрессией – едет в Палестину, Святую землю. Но и это не помогает. Он возвращается в Россию, где и остается вплоть до самой смерти.

Божана замолкла. Марианна с трудом освободилась от завороженного транса. Гремин и Евгения, похоже, испытали что-то сходное. Было что-то бесовское в том, как это женщина, не первой молодости, не особенно красивая, на глазах ткала материю загадки Гоголя.

– Нарисованная схемка нам с вами пригодится. Ну а теперь давайте вернемся к началу нашего разговора. В чем же все-таки главная тайна Гоголя? Самая главная, самая непостижимая?

Божана обвела глазами присутствующих. Марианна сосредоточилась, напряглась, – но напрасно. Да она и не особенно на себя рассчитывала. Евгения, понятное дело, попробовала:

– Изменение отношения к Риму? Ведь Гоголь начинал с откровенного преклонения перед Римом, писал, что без Рима он не в силах дышать. А через несколько лет восторженное восхищение сменяется охлаждением и раздражением.

– Хорошо. И что же?

Приободренная Евгения распушила перья:

– Значит, с Гоголем что-то случилось в Риме, что заставило его переменить отношение к городу.

«Ну вот», – скривилась Марианна. Американка ничтоже сумняшеся позаимствовала аргумент у Гремина. Умная Божана вида не подала, хотя от нее, скорее всего, не ускользнула перемена в выражении лица хозяйки.

– Очень правильно. Давайте возьмем на заметку. Загадка здесь, безусловно, есть, но это скорее последствие. А тебе ничего не приходит на ум? – обратилась она к Гремину.

– Вообще-то, строго говоря, самая большая загадка в жизни Гоголя: почему он перестал писать? Вроде бы в самом рассвете творческих сил, на волне успеха – и вдруг, бац, потерять талант и перестать писать! Таких случаев навскидку я не припомню. Чуть ли не физическая неспособность писать.

– Умница! Дай я тебя поцелую!

Божана потянулась с явным намерением поцеловать Гремина в губы, но, поскольку в одной руке она держала сигарету, а в другой бокал, балансировать ей было нелегко. И Марианна не без удовольствия отметила, как ловко Гремин уклонился от поцелуя в губы, чмокнув Божану в щеку. Потом, чтобы закрепить шутливо-почтительный тон, приложился к ее руке. Той, что поближе. С бокалом.