Читать книгу - "Вкус пепла - Камилла Лэкберг"

— Ну, что там опять наговорила эта баба? Что я ее побил? Она это утверждает? — Краска снова прилила к его щекам, и Патрик даже испугался, как бы у Кая сейчас не случился инфаркт.

— Да, мы получили заявление о побоях, — спокойно подтвердил Йоста, опередив Патрика.

— Так значит, эта баба подала на меня заявление! — зарычал Кай, и на его седых висках выступила испарина.

— Письменного заявления Лилиан не подавала — пока еще нет, — добавил Патрик. — Нам хотелось бы сначала спокойно поговорить с вами, чтобы выяснить, как все было на самом деле.

Заглянув в записную книжку, он продолжил:

— Итак, вы около часа назад вошли в дом Лилиан Флорин?

Кай неохотно кивнул:

— Я только хотел выяснить, с какой стати она валит на меня вину в убийстве их девочки. Казалось бы, каких только гадостей она не делала мне все эти годы, но чтобы такое…

На лбу у него выступили крупные капли пота, и он умолк, задохнувшись от злости.

— Значит, вы без стука вошли в дом? — спросил Йоста, теперь тоже несколько обеспокоенный состоянием Кая.

— Ну и что такого? Если бы я постучался, она бы меня ни за что не впустила. А мне надо было выбрать момент, чтобы припереть ее к стенке. Спросить, что это она затеяла.

По тону Кая было слышно, что в его душу впервые за весь разговор закралась тревога.

— И что было дальше?

— Больше ничего не было! — Кай развел руками. Патрик делал быстрые пометки в блокноте, записывая его слова. — Я, правда, накричал на нее, скрывать не буду. Она сказала, чтобы я убирался из ее дома. А я высказал все, что думал, и ушел.

— Значит, вы ее не били?

— Я бы с радостью схватил ее за глотку и придушил, но не такой уж я дурак, чтобы это сделать!

— То есть вы этого не делали? — уточнил Патрик.

— Не делал, — сердито отрезал Кай. — Я и пальцем не тронул ее, и утверждаю, что она солгала. И меня это совершенно не удивляет. — Теперь уже голос Кая звучал по-настоящему встревоженно.

— Кто-нибудь может подтвердить сказанное вами? — спросил Йоста.

— Нет. Там никого не было. Я видел, как Никлас утром уехал на работу, и нарочно дождался, когда Шарлотта отправится с коляской на прогулку.

Кай провел рукой по вспотевшему лбу и вытер ладонь о штанину.

— В таком случае мы, к сожалению, имеем только ваше слово против ее слова, — сказал Патрик. — А у Лилиан есть следы побоев.

С каждым словом, которое произносил Патрик, Кай все больше сникал. Его агрессия сменилась унынием, но внезапно он воспрянул:

— Ее муж! Он же был дома. Вот черт, об этом я сразу не подумал. Он же там как привидение. В последнее время Стига совсем не видно. Но он должен быть дома. Может, он что-нибудь видел или слышал.

От этой мысли он приободрился, и Патрик взглянул на Йосту. Как же они сразу не вспомнили о Стиге! Они не поговорили с ним даже по поводу гибели Сары. Кай был прав: с тех пор как шло расследование, Стиг действительно вел себя точно привидение, и они совершенно забыли о его существовании.

— Мы пойдем и к нему и тоже расспросим, — сказал Патрик. — Тогда и посмотрим, как пойдет дело. Но если он ничего не сможет добавить нового, то у вас неважные перспективы в случае, если Лилиан не бросит этого дела и подаст официальное заявление…

Объяснять дальше не было надобности. Кай и сам понимал, какими могут быть последствия.

Шарлотта бродила по городку, направляясь куда глаза глядят. Альбин мирно спал в коляске, но, перестав принимать успокоительные таблетки, она с тех пор не могла себя заставить взглянуть на ребенка. Она делала все, что положено: меняла ему пеленки, одевала и кормила, но все это механически, без всякого чувства. Шарлотта была не в силах представить, как будет жить теперь без Сары. Как-то передвигая ноги, она заставляла себя идти дальше, но хотелось ей только одного — лечь на землю прямо посреди улицы и больше никогда не вставать. Но этого она не могла себе позволить, так же как сидеть и дальше на лекарствах, которые погружали ее в туман. Ведь как-никак у нее оставался Альбин. Несмотря на то что ей не хватало сил взглянуть на него, она каждой клеточкой тела чувствовала, что у нее есть еще другой ребенок. Ради него она вынуждена жить и дышать. Только это было очень трудно.

А тут еще Никлас убегает из дому, спасаясь работой! Прошло всего три дня после смерти их дочери, а он уже засел в кабинете в амбулатории и лечит какие-то простуды и мелкие травмы! Наверное, он сейчас как ни в чем не бывало болтает о пустяках с пациентами, флиртует с сестричками и наслаждается своей ролью всесильного доктора. Шарлотта знала, что Никлас страдает так же, как она. Ей очень хотелось, чтобы они могли разделить это общее горе, вместо того чтобы каждому порознь искать новую причину для того, чтобы дышать, как-то прожить эту минуту, а потом следующую и следующую. Она против воли чувствовала гнев и презрение, когда думала о том, как он предал ее в ту минуту, когда был нужнее всего. А с другой стороны, от него, может быть, и не следовало ожидать ничего другого. Разве когда-нибудь раньше ей доводилось найти в нем опору? Разве он не был и прежде капризным взрослым ребенком, предоставлявшим Шарлотте самой справляться с серыми и унылыми буднями, из которых в большинстве случаев и состоит человеческая жизнь? В большинстве, но только не у него! Он считал, что у него есть право прожить свой век играючи. Делать только то, что ему нравится и приносит удовольствие. Она даже удивилась, что он закончил курс медицинского факультета: не ожидала, что у него хватит выдержки на выполнение всех обязательных заданий и отработку утомительной практики. Наверное, маячившая впереди награда оказалась для него достаточно заманчивой и сумела подстегнуть — стать кем-то, кем люди будут восхищаться! Успешным человеком, делающим хорошую карьеру. По крайней мере, на поверхностный взгляд.

Однако, хоть изредка, ей удавалось увидеть в нем другого человека, и именно по этой причине она до сих пор оставалась с ним, — человека ранимого, способного проявить свои чувства. Того, кто не боялся показать свои слабые места и не стремился постоянно источать необыкновенное обаяние. Благодаря этим проблескам Шарлотта и влюбилась в Никласа в былые дни, которые теперь казались бесконечно далекими. Но в последние годы такие минуты случались все реже, и теперь она уже не знала, что он за человек и чего хочет. Порой в минуты слабости она даже спрашивала себя, а нужна ли ему вообще семья. Когда она решалась посмотреть в глаза неприукрашенной правде, то даже сомневалась, не пожалел бы он сейчас, подводя итог прошлому, что не выбрал жизнь, свободную от всех обязательств семейного человека. И все-таки что-то он, по-видимому, из этой жизни для себя извлекает, иначе вряд ли выдержал бы так долго. В последние черные дни ей во время кратких всплесков эгоистических чувств приходила в голову мысль, что, может быть, это несчастье хотя бы сблизит их с Никласом. Но она ошибалась: они отдалились друг от друга более, чем когда-либо прежде.