Читать книгу - "Мертвые не молчат - Марк Вернхэм"

— Вы, наверное, недоумеваете, кто наш новый друг, — говорит Рег. Он имеет в виду меня.

— Его зовут Норфолк, — продолжает Рег. — Норфолк появился у нас благодаря Клэр. Он сбежал с продовольственных фабрик в Восточной Англии и приехал сюда, в Лондон.

Он смотрит на меня теплым взглядом.

— Так ведь, Норфолк? — спрашивает он меня.

— С продовольственных фабрик, точно. По переработке сахарной свеклы и подобного дерьма, — говорю я, вспоминая то шоу, которое я когда-то видел, — то самое, которое и навело меня на мысль сказать Клэр, что я из Норфолка, то самое, в котором причитала пара беззубых стариков. Я помню, что они работали на продовольственной фабрике. Кажется, в Норфолке абсолютно все работают на таких фабриках. Там больше и делать-то нечего. В том шоу рассказывалось о том, какие разные люди живут в нашей стране, как они все вносят свой вклад в общее дело, и о том, как Норфолк производит огромное количество сахарной свеклы, как из этой свеклы на больших фабриках делают сахар, как этот сахар потом отправляется во все концы света и оказывается в чашках чаю, тортах и конфетах — повсюду от Лондона до Сингапура, от Москвы до Кабула и от Токио до Могадишо.

— В нашей борьбе, — говорит Рег, теперь обращаясь уже ко всей группе и отвлекая меня от моих воспоминаний об этом шоу про продовольственную фабрику в Норфолке (которое, кстати, оказалось совершенно офигенно скучным, и смотрел я его не больше трех минут, прежде чем переключил канал, причем две минуты пятьдесят секунд из этого времени мне пришлось смотреть его лишь потому, что я никак не мог найти пульт ДУ, крича во все горло: «Блин! Блин! Где же этот гребаный пульт!» Странные вещи мы иногда помним!), — мы стараемся сосредоточиться на том, что происходит здесь, в Лондоне. У нас здесь, в наших городах, тоже много проблем, Норфолк. Лишь несколько дней назад с крыши этого самого дома мы согнали какого-то парня. Одного из местных. Они обворовывают квартиры, чтобы покупать наркотики. Мы здесь становимся свидетелями культурного апартеида, который насильно навязывается народу. Мы видим, как растет пропасть между имущими и неимущими и как в этом процессе обвиняются именно те люди, которые больше всех от него страдают. И это происходит во всех наших, когда-то великих, городах.

Рег говорит и говорит о том, как эти самые сельскохозяйственные фабрики в провинции превратились в своего рода огромные машины, которые пережевывают людей, а потом выплевывают их, как семечки арбуза, и как рабочие обязаны жить на этих фабриках в огромных общежитиях с земляными полами и без всякого отопления. Они начинают работать с рассветом и работают до темноты под слепящим светом огромных прожекторов. Люди быстро умирают из-за такой тяжелой жизни, особенно в Норфолке, потому что именно там выращивают всю сахарную свеклу, а уборка урожая свеклы приходится на зиму, когда особенно тяжело на полях, покрытых снегом и продуваемых холодными ветрами, дующими с востока.

Потом я чувствую, как чья-то рука ложится мне на плечо. Я оглядываюсь. Это один из альфонсов-курильщиков.

Он сочувственно говорит мне:

— Бедняга.

А я отвечаю:

— Да, черт возьми, бедняга!

Потом я опять поворачиваюсь к Регу и, глядя на него, стараюсь как можно шире раскрыть глаза, чтобы не задремать и не окунуться в самый что ни на есть полномасштабный «приход» после капсулы с «борисом», пока Рег продолжает бубнить свое:

— Норфолк знает, на какое зло способно это правительство. Он страдал. Теперь он с нами, и он хочет присоединиться к нам и научиться. Это так, Норфолк?

— Рег… — говорит Клэр тем же голосом, которым она отчитывала меня, когда я сказал той девчушке Роуз, что я никогда не играл в эти гребаные классики, и запретила мне ругаться в присутствии детей.

— Да, Рег, я очень хочу научиться, — говорю я, а сам думаю, к чему все это приведет.

Рег снова мне улыбается. У меня во рту сухо, как в пустыне из-за этой гребаной капсулы, а веки мои становятся все тяжелее и тяжелее.

— Сегодня, — продолжает Рег, обращаясь ко всей группе, а не только ко мне, — мы сделаем все немного по-другому. Мы побеседуем по душам попозже, но сначала, думаю, мне нужно повторить то, о чем я говорил раньше. И не только для Норфолка, но и для всех нас. Нам всем нужно напомнить себе, почему мы делаем то, что делаем, и кто тот человек, который поддерживает нас во всех наших усилиях. Кто наш лидер, наш спаситель.

— Ox, Рег… — говорит Клэр.

Я не могу понять, то ли она очень заинтересована, то ли, наоборот, разочарована.

— Кто это, Рег? — спрашиваю я, перебивая ее.

Рег смотрит на меня и снова улыбается, и он произносит имя, которое, как я уже знаю, он сейчас произнесет:

— Его зовут Мартин Мартин. Его царство не в этом мире. Его царство — из другого мира. Он родился, чтобы объявить всю правду, и все, кто на стороне правды, хотят его слушать. А ты на стороне правды, Норфолк?

Я оглядываю комнату. Все они не отрываясь смотрят на Рега, будто их мозги закоротило и они способны лишь на глупые улыбки. Очень похоже на то, как иногда по телевизору вдруг замирает изображение, и на пару секунд лица всех участников шоу выглядят как лица настоящих сумасшедших.

— Норфолк, тебе совсем не обязательно… — начинает было Клэр. Но я же хочу казаться тем, кто на нужной стороне, так ведь?

— Да, Рег, я на стороне правды! — восклицаю я с энтузиазмом.

Рег улыбается. Когда он говорит о Мартине Мартине, в его глазах вспыхивает какой-то огонек. Из-за этого он становится похож на робота из мультиков, а его голос вдруг становится глубоким и каким-то сочным, что ли.

— Рег, — говорит Клэр, — может быть сейчас не самое лучшее время обсуждать это?

— Мартин Мартин, Норфолк, был простым человеком. Как ты и я, — говорит Рег, не обращая внимания на Клэр и вновь глядя прямо на меня. Но, судя по выражению его лица и выражению лиц всех остальных членов его кружка, говорит он для всех присутствующих. И даже не только для всех присутствующих в этой комнате, но для всех жителей Лондона или всей Англии. Или, может, даже для всех людей во всем мире. — Но он был проповедником правды для всего человечества. За это его преследовало правительство, и в конце концов оно убило его. Его убило правительство, которому правда не нужна, правительство, чья власть зиждется на лжи и дезинформации.

— Рег, кто такой Мартин Мартин? — спрашиваю я. Этот вопрос сам собой слетает с моих губ.

Рег не отвечает мне. Он встает и кладет руку мне на голову. Такое ощущение, что он замыкает электрическую цепь. Он смотрит в потолок.

— Мартин Мартин, — говорит Рег опять громким и зычным голосом, будто он обращается к целому миру или, но крайней мере, будто он выступает с трибуны. — Мартин Мартин, — повторяет он, — мы заклинаем тебя, мы твои слуги. Мы сделаем все, что ты велишь. Пожалуйста, приди к нам.

Вдруг я чувствую холод, будто кто-то открыл окно в комнате. От этого меня бросает в дрожь, и я оборачиваюсь. Окно закрыто, но мне все равно ужасно холодно. В окне никого нет. Конечно нет. Только я здесь шпионю за всеми. Поэтому я закрываю глаза и начинаю думать о Мартине Мартине. Я мало что о нем знаю. Все, что мне известно, написано на тех листках бумаги.