Читать книгу - "Жребий Рубикона - Чингиз Абдуллаев"

До института они добрались за сорок минут. На проходной Дронго получил пропуск. Окрошидзе не обманул. Пропуск он выписал, но и молодой человек встретил гостя у проходной. Он проводил его сначала в коридор, затем в кабину лифта, потом в приемную. Увидев гостя, Офелия ахнула от неожиданности. Но быстро взяла себя в руки и доложила Ростому Нугзаровичу о появлении гостя. Окрошидзе разрешил пропустить Дронго в кабинет, предупредив, чтобы она никого больше не пускала.

Эксперт вошел в кабинет. Окрошидзе встретил его не очень любезно, только хмуро кивнул в знак приветствия. Он прошел за длинный стол для заседаний и уселся. Дронго сел напротив него, понимая, что беседа будет нелегкой. Окрошидзе был мужчиной высокого роста, с запоминающимся лицом, крупным горбатым носом, большими черными глазами, пышной шевелюрой. Он был одет в модный костюм, галстук завязан двойным американским узлом.

– Итак, я слушаю, – сказал Окрошидзе, – почему вы так настойчиво пытались меня увидеть. Кстати, я заранее хочу вас предупредить, что времени у вас мало. Как только вы появились в нашем институте, я сразу позвонил подполковнику Никифорову и сообщил о вашем визите. Возможно, минут через пятнадцать-двадцать полицейские приедут за вами. Думаю, они горят желанием с вами познакомиться.

– В таком случае познакомимся, – решил Дронго, – а теперь давайте поговорим серьезно. Как вы считаете, почему так неожиданно умер Николай Тихонович?

– Не совсем неожиданно, – возразил Окрошидзе, – у него появились определенные проблемы, которые нужно было решать. Я уверен, что он очень сильно переживал эту ситуацию и именно поэтому умер от сердечного приступа.

– Какую ситуацию? Вы можете объяснить более подробно?

– По работе. У нас возникли большие проблемы, и они его волновали. В том числе и из-за того, что его подвели люди, которым он привык доверять. Поэтому он сильно переживал. И возможно, поэтому смерть наступила так стремительно и на первый взгляд неожиданно.

– Я могу узнать, о чем идет речь?

– Нет. Это наши внутренние дела, которые никого не касаются. Я даже написал Николаю Тихоновичу письмо, когда узнал обо всем, что здесь происходит. Потом послание пропало, не понимаю, куда оно могло затеряться. Но он очень переживал, это я видел.

– Учитывая внезапную смерть Моркунаса, вы могли бы дать мне хотя бы некоторые пояснения, – заметил Дронго.

– Не могу. Все оказалось не просто. Мне тоже казалось, что можно разрядить ситуацию одним увольнением. Но я неправильно представлял себе обстоятельства дела. Все зашло слишком далеко. И сейчас мы постепенно расчищаем эти «авгиевы конюшни». Я думаю, что уже к следующему месяцу мы все закончим.

– Значит, вы считаете смерть Долгоносова естественной?

– Конечно. Приезжала целая бригада врачей. И медики дали свое заключение. Я не врач и не могу об этом судить. Но я привык доверять профессионалам.

– Вам уже сообщили о том, что произошло вчера с вашим сотрудником? Моркунаса убили.

– Да, мне сказали об этом. Хотя следователь просил никому не сообщать об убийстве. Для всех это пока обычное самоубийство. Полицейские проводят расследование.

– Я вчера был в доме покойного.

– Вы напрасно сказали мне об этом, так как я вынужден буду рассказать обо всем следователю.

– Он меня там видел. И подполковник Никифоров тоже. Они сами пригласили меня в квартиру погибшего.

– Значит, вам нечего опасаться полиции, – криво улыбнулся Окрошидзе, – и вы можете спокойно сидеть здесь столько, сколько вам нужно.

– Вы знали, что в день своей смерти Долгоносов принял Соколовского и Моркунаса, которые просили поменять Калестинасу научного руководителя. И им вместо Николая Тихоновича стал профессор Соколовский.

– Конечно, знал. Об этой ненормальной ситуации известно всему институту. С одной стороны, Моркунас уже давно мог защитить докторскую диссертацию. А с другой – иметь научным руководителем супруга своей жены… Это было неправильно и неэтично. Они верно решили, что такую ситуацию нужно разрулить.

– И профессор Соколовский стал соавтором научных изобретений Моркунаса, – уточнил Дронго.

– Они вместе работают много лет, – сухо заметил Ростом Нугзарович, – и я не вижу ничего плохого в том, что он стал его официальным руководителем и соавтором. Или вы думаете, что это профессор Соколовский убил своего диссертанта, чтобы завладеть его открытиями?

– Пока не думаю. Именно поэтому приехал к вам, чтобы установить, кто мог быть заинтересован в смерти Моркунаса.

– Не знаю и не хочу гадать. Для этого существуют компетентные органы, которые проводят расследование.

– Вы хорошо знали супругу Моркунаса?

– Вы хотите сказать – вдову Долгоносова, – уточнил Окрошидзе, – насколько я понимаю, это ее нынешний статус.

– Пусть будет так. Вы ее хорошо знаете?

– Разумеется. Мы часто встречались с Далвидой Марковной еще тогда, когда она была замужем за своим первым мужем. И потом иногда встречались, когда она вышла замуж за Николая Тихоновича.

– Вы считаете, что это была внезапно вспыхнувшая любовь?

– Я ничего не считаю. И никогда не вмешиваюсь в отношения, которые меня не касаются. Николай Тихонович решил, что будет правильно, если он официально оформит свои отношения с женщиной, являвшейся супругой его сотрудника. Он терпеливо ждал, когда она официально разведется, и после этого оформил свои отношения. И даже усыновил ее мальчика. Я считаю, что он поступил порядочно и благородно. Что касается ее чувств к нему, то мне сложно о них судить. Безусловно, Далвида Марковна понимала, что, выходя замуж за Долгоносова, она очень сильно меняет свое имущественное, финансовое положение и свой социальный статус. Что и произошло. А смерть Долгоносова в таком цветущем возрасте вызвала целый ряд вопросов в силу своей неожиданности и не всегда адекватного поведения самой Далвиды Марковны.

– Что вы хотите сказать?

– То, что хотел, я сказал. И ничего больше.

– Вы считали ее недостойной такого супруга?

– Несколько иначе. Я считал, что он не имеет права делать подобный выбор. Но я никогда не лез со своими советами или рекомендациями. Это просто не мой стиль. Хотя иногда случаются и исключения. Но это касается только нашей работы, когда я могу позволить себе вмешаться. Если считаю необходимым. Но в личной жизни предпочитаю не давать людям советы.

– У погибшего могли быть личные враги в вашем институте?

– Не думаю. Он был спокойным человеком. Никогда ни с кем не ссорился, не конфликтовал. Занимался своим делом. Нет, не думаю.

– В тот день, когда умер от разрыва сердца Долгоносов, к нему заходили вы, профессор Соколовский с Моркунасом, ваш начальник отдела кадров Кошкин и Балакин. Никого из посторонних здесь больше не было.

– Ну и что, что заходили? Все пятеро, кого вы назвали, уже не первый год трудятся в нашем институте и не первый год работали с Николаем Тихоновичем. И все могли войти к нему по конкретному делу. Меня он вызывал сам.