Читать книгу - "Когда он проснется - Фридрих Незнанский"

– Юра прав, – сказал Турецкий, – девчонка и так на нервах вся.

– Ребята, – возмутился Грязнов, – вы в своем уме? Вы хотите укрыть убийцу? Какой-то заговор просто в кабинете начальника МУРа.

– Ну зачем ты так, – Турецкий задумчиво потер подбородок, – конечно, мы возьмем ее тут же на поруки. Так что Бутырка ей не светит. Но это только когда будут найдены трупы.

Через некоторое время после «наркоманской» истории с бабой Софой в их доме появилась другая нянька. Оля называла ее бабой Верой. Это была чужая женщина, выбранная Еленой Александровной после тщательного отбора, по рекомендациям надежных подруг.

Баба Вера оказалась доброжелательной сухонькой старушкой в белом платочке. Дома она носила на голове нечто вроде чепца, вязанного крючком из белых нитей. Добровольно и без отдельной доплаты она взвалила на себя всю работу по дому: мыла полы, варила обед, штопала детские колготки, стирала.

– Баба Вера, почему вы пол метете веником, а не пылесосите? – удивлялась Оля.

– Пылесос придумали для лентяев, – убежденно отвечала нянька.

С Тимошкой она тоже поладила.

Баба Вера жила у них долго.

Каждый день она водила детей на прогулку в городской сквер, но по субботам они шли еще дальше по улице, туда, где за сквером начинался район очень красивых деревянных домов с палисадниками, резными ставнями и теремами. Баба Вера катила Тимошку в прогулочной коляске, потому что так далеко он сам еще не мог дойти.

Они приходили в большой дом, выкрашенный красивой голубой краской, с зелеными ставнями, расписанными яркими цветами. В доме собирались другие тети и дяди, нарядно одетые, улыбчивые. Они рассаживались в большой комнате на стульях, составленных рядами, пели песни по книжечкам, потом слушали, что им говорил с трибуны дядя. Он рассказывал про Бога, про Иисуса Христа и Деву Марию. Кроме Оли и Тимошки в тот дом приходили и другие дети, они тоже пели песни и крестились наравне со взрослыми.

Правда, баба Вера не заставляла Олю и Тимошку креститься или повторять за ней слова молитв. Вообще, когда погода была хорошей, нянька обычно оставляла Олю поиграть с братом в саду во дворе дома, под присмотром другой старушки. Но когда шел дождь или стояли морозы, ей приходилось брать детей с собой в дом. Тогда она просила Олю не рассказывать маме и папе, где они сегодня были, и Оля ни разу не проболталась. В глубине души она понимала, что баба Вера делает что-то запрещенное и что, если об этом узнают родители, они ее уволят и, чего доброго, позовут снова тетю Софу, а этого Оле совершенно не хотелось. На все вопросы матери, где они сегодня гуляли, она неизменно отвечала:

– Мы были в парке, катались с горки.

Может быть, Елену Александровну заставило призадуматься, отчего это дети после субботней прогулки по парку возвращаются домой подозрительно чистенькими. Уж она-то знала, как выглядят детские штанишки после катания с горки.

В семье Мартемьяновых снова было произведено тщательное домашнее расследование, в результате которого выяснилось, что их драгоценная нянька таскает детей – детей ответственных партработников! – в молельный дом на собрания адвентистов седьмого дня.

Шел восемьдесят девятый год. При всей широте перестроечных взглядов такая крамола в партийных кадрах истреблялась на корню. Если бы история выплыла наружу, это могло грозить Елене Александровне и Валерию Николаевичу серьезными санкциями со стороны партийных руководителей.

С Еленой Александровной случился сердечный приступ.

– Честное слово, это какая-то вражеская диверсия, – повторяла она мужу сквозь слезы и стоны, лежа на диване, вся обложенная лекарствами и компрессами. – Нам эту няньку специально внедрили, чтобы меня дискредитировать. Ведь никому не докажешь, что мы ни о чем не догадывались. Скажут, что мы сами поощряли водить детей на молитвенные собрания. Тебя переведут редактором в заводскую многотиражку! Или в простые корректоры! А меня просто в порошок сотрут. И развеют по ветру.

Няньку рассчитали со скандалом. Оля рыдала:

– Мамочка, миленькая моя, не прогоняйте бабу Веру! Я всегда буду хорошо себя вести, только не прогоняйте бабу Веру! Она хорошая, я ее очень люблю.

– Прекрати истерику, – ответила мать.

Оля упала на пол и стала стучать кулачками в ковер. Такого с ней раньше никогда не было. Отец волоком оттащил дочь в спальню и запер там, пока баба Вера укладывала в детской свои нехитрые пожитки.

На все вопросы знакомых, почему Мартемьяновы неожиданно уволили няньку, Елена Александровна лгала, будто баба Вера у них подворовывала…

Случилось это через год после увольнения бабы Веры. Летом Мартемьяновы, как обычно, решали какие-то срочные и сложные проблемы. Олю, как старшую, можно было всюду таскать за собой. Она привыкла быть тенью родителей и тихо сидела со своей книжкой или с куклой на заднем ряду актового зала во время собрания. А четырехлетний Тимошка рвался на руки к матери, рыдал, когда она уходила из дому или оставляла его с чужими людьми. Он так и не привык, как сестра, делить родителей с их работой. Оля смирилась еще в детстве и замкнулась в себе, а Тимошка активно требовал внимания к своей маленькой персоне, порой доводя мать до белого каления.

Порой она его ненавидела. Это был маленький злобный шантажист, который обхватывал ее за шею вечно грязными липкими ручонками и орал:

– Я тебя никуда не пущу! Ты больше от меня никуда не уйдешь!

Убегая из дому по делам, Елена Александровна вынуждена была специально задабривать малыша, затевать с ним игру в прятки. Он любил прятаться в родительском платяном шкафу, а это ему строжайше воспрещалось, потому что, как всякий ребенок, он любил забраться в шкаф то с жирным бутербродом, то с коробкой спичек… И вот, когда счастливый Тимошка исчезал в шкафу и оттуда доносились его приглушенные смешки и возня, когда он прятался за рядами висящих на вешалках костюмов и платьев, Елена Александровна потихоньку удирала из квартиры, оставив дочь за старшую.

В то лето, в июне, ее вызвали в Москву на республиканскую конференцию партхозактива. Муж был на курсах. Елена Александровна оставила Олю в семье ее знакомых, а Тимошку отправила в деревню к родителям Валерия Николаевича.

Тимошка, как всегда, ужасно плакал. Она пообещала привезти ему из Москвы волнистых попугайчиков. У нее не было времени хорошенько попрощаться с сыном: на улице, в служебной «Волге», ее ждал шофер, а Елена Александровна, не в пример остальным партийным функционерам, считала недостойным заставлять человека ждать.

Она уехала. Ночью у Тимошки разболелся живот. Старики, дед с бабкой, не обратили внимания на его жалобы. Подумаешь, живот болит. У всех детей он болит, наверное, съел слишком много яблок… Дали ему выпить соды, положили на живот теплую грелку и легли спать. Когда утром у малыша поднялась температура, ему дали таблетку аспирина.

У Тимошки оказался аппендицит. Его привезли в больницу только через сутки. К этому времени развился острый гнойный перитонит. Малыш умер в районной больнице во время операции.