Читать книгу - "Клуб бессмертных - Владимир Лорченков"

Аристотель рассмеялся, когда услышал об этом. Прометей пристыдил меня, сказав, что негоже человеку, претендующему на роль героя, испытывать страх. Аристотель считал, что страх неуместен, потому что испытывать его – нелогично. Прометей считал, что страх неуместен, потому что испытывать его – стыдно. Я ничего не думал по этому поводу, потому что все мои мысли занимал страх. И опыт практика говорит, что прав в данном случае именно я. Но Аристотель и Прометей на то и гении, что, исходя из неверных предпосылок, приходят к единственно верному выводу. В море на меня не напало ни одно чудовище.

На меня напали на суше, и сделали это люди.

Это случилось через несколько дней после того, как я спустил свой плот на воду. Вечером мы разбрелись по ямам, в которых ночевали. Я было заснул, как услышал тихие шаги. Ничего хорошего они не предвещали: судя по дыханию, ко мне приближался мужчина. Потом оказалось, что их было несколько. Я не открывал глаз и ждал. Когда послышался едва слышный свист – это был замах копьем, я крепко обнял самую толстую женщину племени, которая спала со мной в одной яме, и перевернулся на спину. Копье пробило ее насквозь, и кончик острия проник мне под кожу. На большее нападавшего не хватило. Слабак. Я резко отбросил уже мертвую женщину и убил первого нападавшего, после чего бросился к морю, старательно петляя. Две стрелы попали мне в ногу, но до воды добежать я успел. К счастью, там, у самой кромки волн, был мой плот. Я лег на него и начал быстро грести.

Ночевал я в нескольких километрах от племени. Утром надо было уходить. Я знал, что у меня получится: оказалось, если отплыть подальше (тогда, ночью, я боялся людей больше, чем моря) и правильно расположить плот, то вода понесет тебя очень быстро. Быстрее, чем может идти человек. Это открывало широкие перспективы. Под утро у дерева, под которым я провел ночь, вновь послышались шаги. Увидев, кто это, я отбросил копье. Передо мной стоял тот самый старик. Он протянул мне плошку с остатками супа, погладил меня по лицу, сказав лишь:

– Кетцалькоатль.

На этот раз я наконец-то его услышал и понял.

Но это – уверенность старика, что я-то и есть тот самый легендарный герой, принявший обличье его соплеменника, – ничего не меняло. Для нашего племени Кетцалькоатль был реальной фигурой, человеком, висящим сейчас где-то на скале. Прометей, когда я рассказал ему об этом, очень радовался. Значит, говорил он, герои оставляют о себе память не только в будущем, но и в прошлом – еще до своего рождения. Прометей был уверен, что легенды кроманьонцев о Кетцалькоатле – отголоски преданий о нем.

Кетцалькоатль ни в чем не был уверен.

Ни уверенность старика в том, что я и есть Кетцалькоатль, ни мои сомнения в этом не отменяли решение соплеменников меня убить, потому что, как они считали, я являлся представителем другого вида. Они уподобились Аристотелю. Не желая подсчитывать количество моих лапок, соплеменники решили, что коль скоро я могу делать то, чего не могут они (плавать), я не человек. А раз так, представляю опасность, и лучше меня убить. Я презираю их.

Племя Аристотелей.

Что ж, я попрощался со стариком – он все бормотал «Кетцалькоатль, Кетцалькоатль, Кетцалькоатль» – и вышел в море на своем плоту. Путешествовал я днем, по ночам сходя на берег. Так, наблюдая за тем, как Солнце поднимается над океаном по утрам, чтобы уйти за горизонт земли вечером, я обогнул Португалию. В Средиземном море, куда я заплыл, добравшись до Гибралтарских столпов и резко развернувшись, меня подхватило течение, над которым поднимался туман. Я увидел перед собой несколько кораблей с раздутыми парусами. Тогда я не знал, что это такое, и приготовился защищаться. Но суда афинских купцов – а это были именно они – проплыли мимо, потому что моряки меня не заметили. Тогда-то я осознал, что прошло очень много времени, и понял, что старик был прав.

Я и есть Кетцалькоатль.

Мое путешествие, оказалось, растянулось на многие тысячелетия. Течение с поднимавшимся над ним туманом называлось Стикс. Место, где я задержался на долгие годы. Точнее сказать, навсегда.

Работу лодочником при Стиксе мне предложил сам Зевс. Пролетая над морем, небожитель случайно увидал косматого человека в полуистлевшей звериной шкуре. Человек барахтался в высоких волнах на странном сооружении. Сооружением оказался плот. Человеком оказался я. Мы поладили, и уже через несколько дней я приступил к исполнению обязанностей перевозчика на реке Стикс. Разумеется, плот не разрешили оставить. Зевс выделил мне новую лодку, удобную и вместительную. Что особенно важно, это была плоскодонка. Впрочем, подробную классификацию лодок вы можете изучить, прочитав «Отверженных» Гюго. Не сказал бы, что это произведение привело меня в восторг, но глава, касающаяся лодок, особых нареканий не вызывает. Что касается остального…

Может быть, все дело в том, что «Отверженных» я читал урывками. В то время было очень много работы. Шел 1942 год, Холокост был в самом разгаре. Не успевал я переправить на остров (как, разве вы не знали, что Аид никогда не находился на материке?) партию евреев, как прибывала следующая. Они приходили поодиночке и семьями, большими группами, а как-то даже прибыло сразу пять эшелонов с евреями. Один из них рассказал мне, что эшелоны попали под бомбежку и у немцев не было времени на то, чтобы спасти бедолаг для дальнейшего их умерщвления. Поэтому немцы сами взорвали эшелоны с находившимися в них людьми. Тогда, помнится, я даже всерьез подумывал о том, чтобы оставить место лодочника. Особенно укрепил меня в этом намерении инцидент, произошедший к самому разгару Второй мировой войны.

Переправа проходила по строго установленным правилам, и на берегу толпились тысячи несчастных, у которых в момент смерти не оказалось при себе монетки. Таких было много – в концентрационных лагерях перед казнью у жертв отнимали все.

Они были полностью обнажены и стонали. Горевали все. Те, кто рассчитывал после смерти попасть в рай, приходили в ужас, когда я говорил им, что рая нет, есть лишь Аид и избранные герои, которых совсем мало. Те, кто верил в Яхве, приходили в отчаяние. Те, кто верил в избранность своего народа, тоже плакали. Мне не было до этого дела: я просто перевозил на другой берег Стикса тех, кто мог оплатить проезд.

Вам это тоже пригодится, поэтому запомните – тут принимается все. Шекели, фунты, рубли, динары, доллары, песо.

Главное, чтобы это была монета, а не бумажные деньги. Не поверите, но на правом берегу скопилось около полутора миллиарда китайцев. Чудаки по каким-то, известным только им, причинам суют в гроб покойника бумажные деньги. Бумага нас не интересует, сразу предупредил меня Зевс. Бумажные деньги – зыбко и ненадежно. Любая банкнота в любой момент может превратиться в ничего не стоящую «керенку». Так оно и происходит.

А вот металл Зевс велел принимать.

За всю историю Стикса я перевез бесплатно только одного человека. Это был Фриних, какой-то, как мне сказали, драматург из Афин. Остальные платили. Кто не платил, оставался на правом берегу.

Очень умные смертные прекрасно понимали, к чему клонит Зевс. И поэтому металлические деньги – в качестве денег, а не мелочи на сдачу, – на Земле продержались очень долго.