Читать книгу - "Гибель веры - Донна Леон"

— Да?

— Моя мать очень религиозна, весьма благочестива. Если возможно, я хотел бы перекинуться несколькими словами с матерью-настоятельницей.

Заметил, что она собирается возразить, и заторопился:

— Не то чтобы я в чем-то был не уверен, — слышал о Сан-Леонардо только хвалебные отзывы. Но я обещал своей матери, что поговорю с ней. И не могу солгать ей, если не поговорю. — И улыбнулся совершенно мальчишеской улыбкой, умоляя ее вникнуть в ситуацию.

— Ну, это не совсем обычно… — начала она и повернулась к сестре Кларе. — Вы думаете, это возможно, сестра?

Монахиня кивнула:

— Я как раз видела мать-настоятельницу — она шла из часовни.

Dottoressa Альберти, обернувшись к Брунетти, сказала:

— В таком случае вы сможете немного поговорить с ней. Сестра, проведите, пожалуйста, синьора Брунетти к матери-настоятельнице после того как он посмотрит комнату синьоры Вьотти.

Та наклонила утвердительно голову и пошла к двери. Брунетти шагнул к столу и протянул через него руку.

— Вы мне очень помогли, Dottoressa. Благодарю вас.

Она встала, чтобы пожать ему руку.

— Добро пожаловать к нам, синьор. Если смогу, отвечу на любые ваши дальнейшие вопросы, пожалуйста, звоните, когда пожелаете. — Взяла папку и вручила ее Брунетти.

— Ах да! — И принял ее с благодарной улыбкой, прежде чем повернуться к двери.

Когда достиг выхода, еще раз повернулся и напоследок снова поблагодарил, прежде чем выйти за сестрой Кларой.

Во дворе она повернула налево, снова вошла в здание и направилась по широкому коридору. В конце его в большой светлой комнате сидела кучка стариков. Двое или трое вели разговоры, — по видимости бессвязные от долгих повторений. Полдюжины сидели в своих креслах — вспоминали, о чем-то сокрушались…

— Это дневная комната, — без необходимости пояснила сестра Клара.

Оставив Брунетти, приблизилась и подняла журнал, который вывалился из руки старой женщины, отдала его ей и задержалась немного поговорить. Он услышал несколько подбадривающих слов на венецианском диалекте и обратился к ней тоже на диалекте:

— А тем домом, где сейчас моя мать, тоже управляет ваш орден?

— Это какой? — спросила она, как видно, не из любопытства, но по привычке выражать сочувствие. Что ж, это естественно при том, чем она занимается.

— В Доло.

— А-а… да, наш орден там уже много лет. Почему вы хотите перевести мать сюда?

— Так будет ближе и ко мне, и к брату. Может быть, и жены наши более охотно станут к ней заходить.

Клара кивнула, — кому как не ей знать: неохотно посещают люди стариков, особенно если это не их родители. Проводила его обратно по коридору и во двор.

— Там много лет была одна сестра… кажется, ее перевели сюда, примерно год назад, — молвил Брунетти рассчитанно небрежно.

— Да, и как ее звали? — На этот раз в голосе вежливое любопытство.

— Сестра Иммаколата. — Он глядел на нее с высоты своего роста — как отреагирует.

Не уловил — то ли споткнулась, то ли слишком сильно топнула по неровному мощению.

— Вы ее знаете?

Явно борется с собой, чтобы не лгать. Наконец сказала «да».

Делая вид, что не заметил ее реакции, он стал доверительно объяснять:

— Эта сестра очень добра была к моей матери, вот она и привязалась к ней. Мы с братом с такой радостью узнали, что сестра здесь. Она, ну, вы понимаете… вроде как успокаивающе действовала. — Опять кинул взгляд сверху. — Уверен, вам-то известно, как это бывает со стариками. Иногда они… — и не договорил.

Сестра Клара открыла очередную дверь:

— А это кухня.

Брунетти осмотрелся — надо проявить интерес.

Закончив инспекцию кухни, пошли в противоположном направлении — к лестнице.

— Пациентки там, наверху. Синьора Вьотти сегодня уехала с сыном на денек, так что вы можете посмотреть ее комнату.

Брунетти не стал говорить сестре, что, по его мнению, подумала бы об этом синьора Вьотти, и последовал за ней по еще одному коридору — этот окрашен в светло-кремовый цвет с теми же вездесущими поручнями.

Клара открыла дверь, и он заглянул в комнату и произнес все, что полагается говорить при встрече с уютной стерильностью. По окончании этой процедуры сестра опять направилась к лестнице.

— Прежде чем повидать мать-настоятельницу, я хотел бы поздороваться с сестрой Иммаколатой, — выразил желание Брунетти и поспешно добавил: — Если возможно, конечно, — если не буду отрывать сестру от ее обязанностей.

— Сестры Иммаколаты здесь больше нет, — сообщила она сдавленным голосом.

— О, как жаль, грустно это слышать. Моя мать будет очень расстроена. И брат тоже. — Попытался придать голосу интонацию покорности, — он мыслит философски. — Но дело Господне надо делать независимо от того, куда нас направляют. — Монахиня никак на это не отозвалась, и он поинтересовался: — Что, ее перевели на работу в другой дом престарелых, сестра?

— Ее больше нет с нами.

Он резко остановился, будто в изумлении:

— Умерла? Господи Боже, сестра, это ужасно! — Потом, вспомнив о благочестии и о том, что оно предписывает, прошептал: — Да помилует Господь душу ее!

— Да помилует Господь душу ее, истинно так. — И обернулась к нему. — Она ушла из ордена. Не умерла. Один пациент застал ее за кражей денег из его комнаты.

— Господи, какой кошмар! — воскликнул Брунетти.

— А когда он поймал ее, она толкнула его на пол и сломала ему запястье. Потом ушла, просто исчезла.

— Полицию вызывали?

— Нет, по-моему. Никто не хотел устраивать скандал.

— Когда это случилось?

— Несколько недель назад.

— Ну, думаю, надо сообщить в полицию. Такая личность не должна гулять на свободе. Воспользоваться доверием и слабостью стариков… это отвратительно.

Сестра Клара воздержалась от ответных комментариев. Впустила его в узкий холл, повернула направо и остановилась перед тяжелой деревянной дверью. Постучалась, услышала изнутри голос, открыла дверь и вошла внутрь. Через несколько секунд она появилась:

— Мать-настоятельница примет вас.

Брунетти поблагодарил ее:

— Permesso. — И ступил внутрь, закрыв за собой дверь — узаконил свое присутствие здесь.

Огляделся: практически пусто, единственное украшение — огромное резное распятие на дальней стене. Возле него стояла высокая женщина в орденском облачении с соответствующих размеров крестом на широкой груди. Выглядела она так, будто пребывала до того на коленях перед распятием и только что поднялась. На Брунетти смотрела без любопытства и без энтузиазма.